По запаху крови

Я не стал вступать в спор о том, какой мой вид можно считать нормальным, а просто выполнил просьбу друида. Его глаза засветились радостью, когда он увидел мое человеческое лицо. Он обнял меня, похлопал по плечу и начал быстро и кратко излагать, что от меня требовалось. Мы с ним направились вслед за Морейн и Бренном в сторону святилища.

Друиды остались на поляне, они разжигали костры, тревожно переглядывались и тихо разговаривали, готовясь к своим обрядам. Все это произвело на меня такое дурное впечатление, что я не выдержал и, схватив Морейн за руку, воскликнул:

— Что ты делаешь, Морейн? Ты сошла с ума! Ты подумала, что может произойти с миром в результате этого обряда?

Бренн набычился и, наверное, накинулся бы на меня, если бы не Гвидион, удержавший его.

— Мне важно только то, что произойдет с нами, — тихо ответила принцесса. — А разве ты готов пожертвовать тем, кого любишь, ради сомнительного блага всего мира?

Я подумал, что ради Морейн я готов даже уничтожить весь этот мир.

— Но ты сама можешь погибнуть, — сказал я, разрываемый противоречивыми чувствами.

— Наоборот, — прошептала Морейн, — я могу выжить.

Она говорила твердо, но я читал ее мысли. Сейчас она была напугана и беззащитна, как ребенок.

— Неужели ты не видишь, Морейн, что Гвидион использует тебя для своих целей. Ты только пешка на его игровой доске. Гвидион захотел избавиться от Зверя по каким-то своим личным причинам, а вовсе не для того, чтобы спасти тебя. — Я уже не знал, какие аргументы привести, чтобы остановить ее. — Тебя не пугает, что ты не знаешь, в какую игру он играет?

— Меня не пугает даже то, что я не знаю, с кем он играет в эту игру, — улыбнулась Морейн.

Бренн, наконец, избавился от опеки брата и, нагнувшись ко мне, прошипел мне в лицо что-то нечленораздельное. Потом, взяв принцессу за руку, направился в храм. Мы с Гвидионом поспешили за ними. Вчетвером мы прошли под сводом низких ворот в перекошенном заборе.

Жених и невеста шли впереди по пустому величественному храму. Прошлогодняя листва шуршала под ногами и, казалось, здесь давно уже никого не было. Лучи солнца, проникающие сквозь узкие отверстия под потолком, освещали застывшую в воздухе пыль. В храме пахло гнилью и сыростью. В сумрачных глубинах шевелились тени.

Ряды величественных колонн, покрытых трещинами и мхом, вели нас в глубь здания к небольшой площадке, на которой возвышался алтарь, похожий на большой стол. Я пытался рассмотреть статую бога, которая в таких храмах обычно стоит в алькове за алтарем, но свет падал так, что эта часть храма была абсолютно темной.

Когда наша процессия подошла к полуразрушенному алтарю, тоже покрытому листвой, я увидел, что альков пуст, на месте, где обычно возвышается внушительный монумент, были только разрушенные остатки постамента и обломки камней.

Неожиданно в алькове возникла закутанная в белый плащ фигура. Жрец откинул капюшон, и мы увидели немолодого, смуглого мужчину с выбритой головой и усталым худым лицом. Он был похож на странствующего барда, измученного долгим путешествием под южным небом. Он молча изучал пришедших строгим, почти злобным взглядом.

— Слава Великому! — произнес он неприятным низким голосом, прошелестевшим трескучим эхом под сводами храма. — Что заставило вас потревожить мой покой и уединение?

— Слава Великому! — ответил Гвидион, собираясь добавить что-то еще, но одновременно с ним возвысил голос Бренн:

— Кто ты?

Глаза Жреца сузились, он переводил взгляд с одного брата на другого, словно оценивая, с кем стоит продолжать разговор.

— Я тот, к кому вы пришли! — закричал он вдруг, и эхо его голоса разнеслось по закоулкам заброшенного храма.

«Пришли, пришли», — шептала высохшая листва, вторя эху. Даже невозмутимому Гвидиону стало не по себе. Тем временем Жрец приказал Морейн очистить от листвы и паутины алтарь. И когда она это сделала, мы увидели голубую мраморную поверхность, покрытую бурыми пятнами.

— Никогда еще на мой алтарь не проливалась кровь Туата де Дананн, — прошептал Жрец.

Если учесть, что Дивный Народ не верил в этого бога, то скорей всего принцесса действительно была первой представительницей своего племени, вошедшей в этот храм.

«Как глупо, — подумала Морейн, — венчаться в храме бога, в которого не веришь. Но еще глупее — умереть на его алтаре».

Мурашки пробежали у нее по спине. Ей вдруг показалось, что ее обманом заманили сюда, чтобы совершить ужасное жертвоприношение. Она взглянула на Гвидиона, стоявшего слева от нее, и его взгляд выражал такую заинтересованность в происходящем, что у Морейн не осталось сомнений. Принцесса вздрогнула и отпрянула назад, но Бренн, стоявший у нее за спиной, обхватил ее руками, и она поняла, что не сможет вырваться из его железных объятий.

Жрец видел пришедших насквозь. Он чувствовал даже не мысли, а движения душ. Он знал, кто стоит перед ним. Он не боялся Зверя, зато сразу оценил уязвимость женщины.

— Эринирская принцесса, зачем явилась ты в мой храм, куда дозволено входить только смелым? — Жрец сверкнул глазами. — Готова ли ты умереть?