По запаху крови

Под шум и вопли поэннинцев я с наслаждением вдыхал сладкий аромат жарящегося мяса и предавался размышлениям о смысле жизни. И эти размышления сводились к тому, что нет на свете ничего более прекрасного, чем сидеть ночью у пылающего очага в окружении друзей посреди чужого разрушенного города, пить терпкое римское вино и слушать мерный голос барда, сопровождаемый звуками арфы. Бард пел про прекрасный остров, что к западу от родного Альбиона, остров из прозрачного агата с янтарной пристанью, остров, благоухающий цветущими яблонями. Изумрудные баiленки венчают хрустальные дворцы, через синие озера перекинуты мосты из серебра. И все строения на том острове покрыты сверкающей на солнце золотой черепицей. Хрустальные ладьи отвозят туда умерших людей, чтобы они продолжали там свою жизнь в изобилии, счастье и вечной молодости. Туата де Дананн могут отправиться туда, и не умирая в этом мире, а некоторые маги мало того, что умудряются добраться до волшебного острова, но им еще и удается вернуться оттуда живыми. Я взглянул на Гвидиона. Он так много путешествовал, пока его отец был жив, интересно, плавал он на Яблочный Остров? Наверняка! Вот бы послушать его рассказ.

— Как попасть туда, Гвидион? — спросил я.

Он вздрогнул, словно проснулся, вопрошающе посмотрел на меня:

— Что-то ты рано захотел туда, Блейдд. У простого человека есть только одна дорога на этот остров — смерть.

Гвидион мечтательно и, как мне показалось, тоскливо смотрел в пламя, как будто видел там золотые крыши волшебных городов.

Он вздохнул:

— И что мы только делаем посреди этих чужих руин, когда там, — он неопределенно махнул рукой в сторону, — цветут яблони и распускаются в садах дивные цветы.

Я был поражен неожиданной сентиментальностью мага, вдруг догадавшись, что нащупал и у него в душе тайную струнку.

— Давай отправимся туда, Гвидион, — я и сам загорелся этой идеей. — Когда вернемся на Альбион, попроси Белина снарядить корабль, и мы пустимся на поиски острова. Ведь когда-нибудь мы найдем его, правда?

— Нет у Белина Хрустальных кораблей, а другие не пристанут к янтарной пристани. Да и не удастся нам так легко достичь счастья. За него надо платить, Блейдд, а мы пока еще не выплатили наши долги.

— А как нам узнать, что они уже выплачены? — спросил Рыбий Хвост.

— Когда долги будут выплачены, Харт, ты уже не узнаешь об этом, ты умрешь, — Гвидион отвернулся от нас.

Я покосился на Бренна. Он сидел хмурый и насупившийся, раздраженно ковырял пол кинжалом для мяса. Бренн терпеть не мог разговоров о загробной жизни и вообще не склонен был философствовать. И я удивился, когда он пессимистично заявил:

— Скоро многие из нас вступят на Хрустальные ладьи, волк. Не знаю только, берут ли на них тех, кто боится воды.

Я усмехнулся. Я и вправду до ужаса боюсь воды, но ради поиска прекрасной страны, где нет ни рабства, ни боли, я готов был терпеть неудобства морского путешествия. Да, рабства! Я и забыл об этом, забыл, что среди этих принцев и великих кельтских витязей я один был рабом, когда-то давно продавшим свою свободу за жалкие мгновения счастья. Это было рабство не в обычном понимании, не тело мое принадлежало хозяину, а воля и душа. Но сейчас я осознавал, что, если бы на мне не было Гвира, я бы все равно остался рядом с Бренном. Я никогда бы не бросил своего вождя, ставшего мне другом и братом и частью меня самого.

Гвидион отправился в опустошенную библиотеку спать. На следующий день его ждало множество дел. Жрецы сенонов и наши друиды во главе с Гвидионом собирались провести обряды благодарения богам за богатую добычу и легкую победу над прославленным римским войском. Бренн и Рикк ушли на поиски более веселого общества, чем философствующий оборотень.

Мы с Хартом и его осмелевшей подружкой, найденной в подземелье храма, еще немного посидели у огня, обсуждая затронутую бардом тему: нашу дальнейшую жизнь на Яблочном Острове после смерти. Девушка, уже успевшая освоить кельтский язык, фыркала, слушая наш разговор. В присутствии Гвидиона она не смела даже поднять глаза, когда же он удалился, она взахлеб принялась рассказывать нам о загробной жизни.

Я не стал слушать эту язычницу, рассудив, что тот, кто с ней спит, пусть и внимает ее глупой болтовне. Рыкнув на нее, я отправился вслед за своим вождем искать других развлечений, оставив Харта на растерзание самому разговорчивому в мире созданию.

На следующий день под командованием жрецов мы сложили посередине главной площади огромную пирамиду из оружия, доспехов, добра и трупов врагов. Эта пирамида была окроплена кровью одного из пленников, после чего под мерное пение друидов Гвидион возжег жертвенный огонь.

Бренн мрачно взирал на этот гигантский костер. Когда к нему подошел Гвидион, Бренн сказал ему:

— Ну что ж, брат, не пора ли нам проверить твои слова? Узнаем, существует ли Вечность для этого города.

Гвидион пожал плечами:

— Наши жизни слишком коротки, чтобы проверить это.

Бренн расхохотался:

— Наши жизни слишком затянулись, — и, обернувшись к столпившимся воинам, он заорал: — Сожгите этот проклятый город!