Первая неделя загородной жизни подходит к своему логическому завершению, ибо над временем ничто не властно. Завтра уже послесрединно-ноябрьская суббота. Погоды стоят не ахти.
Все следы моего прибытия в загородный дом смыл проливной дождь. Начался он неожиданно и вразрез всем интернетовским прогнозам погоды, когда до моей остановки электричке оставалось часа полтора пути. Сначала на стеклах вагона вдруг наискосок вырисовались трогательные, как бы даже несколько пугливые, полоски. Просуществовало это диво едва заметное мгновение. Кажется, далеко не каждый пассажир успел заметить этот странную штриховку на окнах вагона. Исчез рисунок внезапно, и не исчез, а был начисто смыт несущимися по стеклам потоками воды, которые размазали и исказили прекрасные застекольные виды.
Естественно, что все свидетели этого события неотрывно глазели в окна и, кажется, каждый пассажир ожидал окончания этого внезапного природного спектакля. Но ожидание оказалось напрасным. По всей видимости, природа давала свое последнее в этом году водяное представление, а в роли примы выступал бродяга дождь, и этот деятель играл свой полновесный бенефис.
Ну а все запахи, которые я привез на загородную станцию, начисто выветрили сумасшедшие порывы пронизывающего осеннего тайфуна. Так, что первые сутки мне дались с огромным трудом.
Кросс в проливной дождь поздней осени, растопка печи сырыми дровами, парафиновая свеча вместо люстры и «Европа +» посредством сотика не прибавляют ни оптимизма ни положительных эмоций, а затхлость в давно нетопленном доме не способствует крепкому сну и хорошему аппетиту.
Если бы не мое стремление посетить Кубань во всеоружии, думается, уже на утро я бы торчал на станции в ожидании самой ранней электрички в обратном направлении.
Перед тем, как первый раз заснуть на запрелой иссыревшей подушке в загородном доме, в голову пришла мысль, в которой я сравнивал себя с героями Джека Лондона, впервые попавшими на Чилкутский перевал. Обжиться на даче мне было ненамного легче, чем им на индейской тропе.
Руководствуясь помыслами о том, что бывает и хуже и принципом «Чем черт не шутит» я все же с настырностью осла продолжил свои тренировки. Признаюсь, что на сегодняшний день я несколько удивлен. Нет, нет, не подумайте ничего такого. От тренировок заметного эффекта нет. В конце концов, что такое каких-то четыре – пять дней? Пустяк! Но удивительное как-то само собой обозначилось. Я с упорством обреченного искал какой-нить действующий киоск или магазинчик. А те немногочисленные свидетели моего пребывания в красотах этого уголка России с которыми я вскользь встречался с еще большей упертостью объясняли мне, что сезон окончен и работающий магазин есть только в соседней деревушке.
Так вот, я решил во что бы то ни стало добраться и посетить этот атолл торгового счастья среди пустыря рыночных отношений в заброшенном до весны дачном поселке. И я добился своего. О-о, я человек очень настырный!
После семикилометровой изматывающей пробежки по селевой реке, в которую была превращена единственная проселочная дорога зарвавшимся дождем, я, промокший, измазанный, но со счастливой улыбкой идиота ввалился в скособоченную лачугу. Над входом резала глаза малиновая вывеска «Лесьва». Заприлавочная «маруся» на меня не произвела никакого впечатления, а вот витрина меня зацепила своим запредельным изыском. Полки от самого верха и до самого низу были уставлены бутылками, бутылочками и банками водки и пива, наряженными разномастными ошеломляющими любого созерцателя этикетками. Этот ансамбль походил на сборище всех генералов мира, разодетых в свои парадные мундиры. С ними водили невероятный абстарктно- импрессионистский хоровод пачки бело-синего «Бонда».
На полу возле витрины сиротливо стоял открытый мешок с макаронами, на самом прилавке возле темно синих весов лежали три булки белого хлеба в целлофане. Под одной лапой весов был подложен кусок доски. На какое-то мгновение мне показалось, что я нахожусь у трактирной стойки на Диком Западе. Похоже, моя рука в тот миг сделала непроизвольное движение за воображаемым кольтом, а из горла чуть не вырвался клич: – «Тапер, музыку!»
Увы, наши гены едины вне зависимости от места нашего пребывания и национальности, что еще раз наглядно подтверждает теорию о едином нашем папаше.
Так вот удивительное было то, что после посещения этого изобильного продуктового месива я, пребывая в полнейшем спокойствии, бежал в свои пенаты. Не стоит смеяться, я понимаю, что вы мое спокойствие желаете принять за оцепенение. Нет и еще раз нет. В те прелестные моменты я был спокоен как удав.