Не дожидаясь общего согласия, Зина и Клава побежали назад. За ними как ветром сдунуло Федора, Нину и Николая.
Оставшись один, Колесниченко огляделся по сторонам. Бежать за ними или догонять шагом? Он наломал новый веник из веток и пошел по просеке. Но, казалось, все комары, отстав от убежавших, накинулись на него и теперь решили добить окончательно. Они проникали за ворот, забирались под рубашку, запутывались в волосах, попадали в рот.
Дмитрий Петрович не выдержал и побежал. Молодежь ожидала его в лодке.
— Вот так погуляли! — весело крикнул он, сбегая с горки.
— Такое не всегда увидишь.
— А что, если бы каждый комар был величиной с воробья? — начал фантазировать Федор.
— Они бы сделали из тебя скелет, — съязвила Зина.
— Чтобы показывать студентам медицинского института, — отпарировал Федор, слегка поклонился и перепрыгнул через сиденье на нос лодки. — Как экспонат…
«Нашла коса на камень», — подумал Колесниченко. Ему почему-то сразу показалось, что Зина терпеть не может Федора.
— Дмитрий Петрович, закурите, — сказала Нина. — Комаров меньше будет.
— Это можно, — согласился он и, когда отъехали от берега, сказал: — А жаль, что сорвалась прогулка.
— Она еще продолжается. Оставим лодку и по берегу пойдем к озерам, — предложил Николай.
— Опять комаров кормить? — усмехнулся Колесниченко. — Нет уж… Покорно благодарю.
— А там их нет, Дмитрий Петрович. Мы уже бывали, — успокоила его Нина.
Выбравшись по крутому склону на гору, вошли в сосновый бор. Могучие старые сосны тянулись вверх. Сквозь их густые вершины едва пробивались лучи полуденного солнца. Под соснами было сухо и прохладно, пахло смолой и травами.
Вскоре начался мелкий и редкий березняк. Молодежь разбрелась по расчищенным для покоса полянкам.
Петляя между низкорослыми деревьями, Дмитрий Петрович медленно шел вперед, наслаждаясь бесконечно возникавшими перед ним все новыми и новыми картинами. В тени развесистой березки он присел отдохнуть. Где-то недалеко раздавались голоса Зины и Клавы.
Зашуршала трава, послышался хруст хвороста.
— Куда тебе столько цветов? — услышал Колесниченко голос Николая.
— Венок сплету, — ответила Нина.
— В таком случае, может быть, и мои пригодятся?
— Ой, какие незабудки! У тебя, Коля, есть вкус.
— Незабудки? Разве это незабудки? А я думал — анютины глазки… — лукаво сказал Николай.
— Ах ты, Коля, Колечка! Разве анютины глазки такие? — Нина засмеялась так задушевно и заразительно, что Дмитрий Петрович невольно улыбнулся.
Сквозь густые ветви мелькнула белая кофточка, и Нина вышла на полянку. Вслед за ней появился Николай. Они остановились в нескольких шагах от березки.
— Знаешь, когда я собирал, я не думал о названиях. Я просто хотел набрать под цвет твоих глаз… У тебя они действительно как незабудки. Кто хоть раз увидит их, тому едва ли суждено позабыть. Нет, не забыть, — закончил он немного грустно.
Нина смущенно опустила голову. Потом она быстро пошла вперед. Николай, радостный и немного растерянный, остался на месте. Он повертел перед собой незабудку, понюхал ее, засмеялся и, зажав в руке, побежал за Ниной.
Колесниченко закурил и опустился на траву. Он долго лежал, улыбаясь голубому небу.
Ночью не было росы. Солнце взошло в оранжево-красном небе и медленно, словно растаяв, скрылось в молочном тумане бесформенных туч. Часов в десять подул сухой, обжигающий ветер. К обеду закружились, заплясали на дорогах длинными воронками вихри, сметая мелкий мусор, понеслись над полями… Облака рыжеватой пыли заклубились над выжженными зноем пашнями. Заволновался старый бор: зашумели ветвями ели, заскрипели перестойные сосны. Кама оделась пеленой скачущих волн.
Внезапно ветер утих. В одно мгновение расслабленно повисли, как бы в недоумении, листья деревьев. Только сосновый бор, словно не веря наступившей тишине, продолжал скрипеть и стонать. Сверкнула молния, прорезав темные тучи, и стрелой ринулась вниз. Раскатисто прокатился гром и, как по команде, посыпались на пересохшую землю крупные капли дождя. Еще вспышка молнии — капли заторопились, зачастили, поднимая мелкие брызги, и хлынул, как из ведра, проливной весенний дождь — молодой, шумный, веселый.
Гроза загнала отдыхающих домой. Обычно пустовавшие красный уголок, библиотека и биллиардная заполнились шумной публикой.
Нина искала Николая по всему дому отдыха. Перед грозой они всей компанией были в том самом березняке, который так понравился Колесниченко, не заметили, как подкралась гроза, а когда хватились, было поздно. Пока добежали до общежития, промокли до нитки.
Николай был в бильярдной. Нина едва узнала его. В белой вышитой рубашке, в галифе и сапогах, он казался выше, подобраннее и строже, чем обычно. Таким она видела его впервые.
— Коля, мы ждем тебя, — сказала она.
— Сейчас, Нина. Последний удар. Или выиграю или…
Не договорив, он приготовился к удару. Целился долго. Губы его вытянулись: он почти беззвучно насвистывал какую-то мелодию. Левый глаз был прищурен. Нина не увидела движения его руки, но удар получился короткий, звонкий. Два шара стремительно покатились по ровной суконной площадке и упали в разные лузы.