По живому. Сука-любовь

Однако от простого Катиного вопроса раздражение его куда-то мгновенно испарилось. Дочка услышала, что с ним происходит нечто нехорошее. Между ней и отцом произошел невидимый глазу молчаливый обмен энергией.

— Хошь бутер? — Катя распахнула громадный холодильник. — С икрой. Или сыром. Или колбасой.

— Хочу, — Сергей сделал глубокий вдох, потом выдох и тяжело грохнулся обратно за стол, на табуретку. — Давай со всем, что есть.

Минут за пять Катя настрогала целую тарелку кривых толстых сэндвичей и поставила ее на стол. Налила Сергею чашку чая, сыпанув туда ложки четыре сахара.

— Варенья хошь? — спросила она, видимо желая по максимуму подсластить ему жизнь, исходя из собственных скромных возможностей.

— Давай, — Сергей с облегчением взял один из бутербродов и начал его жевать.

Криво нарезанная булка крошилась, масло лежало толстым куском, икринки приходилось ловить ртом и свободной рукой, чтобы они не скатывались, — но это все мелочи. Бутерброд был вне всякого сомнения настоящим. Его можно было съесть. И Катя тоже вполне настоящая. И сын Ромка тоже. Значит, все же есть семья. Реальная. Не в матрице Сергей живет, а в нормальной жизни.

Катя бухнула перед отцом пластиковую банку с вишневым джемом, а сама села напротив с чашкой чая.

— Устал? — спросила она, сочувственно глядя на отца.

— Как собака, — ответил тот и вдруг неожиданно для самого себя протянул руку и погладил дочку по щеке: — Ты моя золотая!

— Что с тобой? — вытаращилась на него Катя. — У тебя точно все хорошо?

— А что может быть плохо? — спросил Сергей, набив полный рот булки.

— Ну мало ли… — дочка пожала плечами. — Знаешь, как в телевизоре всегда показывают. Допустим, сказали человеку, что он умрет через неделю, и тот сразу начинает своим детям говорить, как он их любит и какие они хорошие.

— Не, — Сергей рассмеялся и махнул рукой, — нормально все. Не умру.

Тут на кухню вошла Полина. Скользнула отсутствующим взглядом по столу, подошла к подоконнику, взяла оттуда калькулятор и хотела снова уйти. Затем вдруг с удивлением заметила, что Сергей и Катя жуют бутерброды. Пожала плечами и вздохнула с вялым раздражением:

— Чего ты не сказал, что мало? Я бы тебе еще котлету разогрела.

И снова ушла.

Катя перестала жевать и с ужасом уставилась в лицо отцу.

— Пап! — Она схватила его за предплечье и с силой тряхнула: — Пап!

Сергей очнулся. Приступ бешенства прошел. Краснота волной медленно схлынула с его лица. Вздувшиеся на шее жилы вернулись в нормальное состояние.

— Чё тебя так взбесило-то? — испуганно спросила Катя.

— Сам не пойму, — честно признался Сергей, взял еще бутерброд и начал его сосредоточенно жевать. — Чаю мне налей еще. Пожалуйста.

Катя молча налила отцу еще чаю и снова села напротив него.

Так, молча, они просидели еще около получаса, пока у Сергея не зазвонил мобильный, оставленный в кармане куртки. Он пошел за ним в прихожую.

Катя проводила отца недоумевающим, тревожным взглядом, затем пожала плечами, собрала со стола опустевшую тарелку, грязные чашки, сунула их в посудомойку. Постояла напротив нее, почесала в затылке, потом махнула рукой — не то на мытье посуды, не то на родительские заморочки — и поплелась обратно в свою комнату.

[+++]

Сергей пришел в гостиную и лег на диван перед телевизором.

Полина сидела в кресле у окна, вполоборота к мужу. Впрочем, на его появление она не обратила ни малейшего внимания. Ни слова, ни взгляда. Надев очки, она сосредоточенно высчитывала что-то на калькуляторе, постоянно сверяясь со своими бумагами. Теми самыми, что забрала с кухни. У Сергея в животе, где-то в районе диафрагмы, где грудная клетка переходит в брюшную полость, завертелась юла. Неприятное беспокойство. Ему захотелось вскочить, выбить у Полины из рук ее дурацкие бумажки и заорать: «Я здесь! Я живой! Обрати на меня внимание!» — а затем потребовать, жестко потребовать, вплоть до рукоприкладства, объяснений — что происходит у Полины в голове, чем заняты все ее мысли, о чем она постоянно думает. Где она вообще?

Однако вместо этого Сергей пялился в экран, силился заинтересовать себя фильмом и только изредка срывался, бросая в сторону жены тяжелые гневные взгляды.

— Что считаешь? — спросил он наконец.

— Стоимость операции, — последовал сухой ответ после некоторой паузы.

Сергею на мгновение показалось, что он ослышался. С трудом переведя дыхание, спросил:

— Что на этот раз?

— Абдоминопластика, — так же сухо, не поворачивая головы, сказала Полина.

— Это что за хрень? — Сергею все хуже и хуже удавалось сдерживать свое раздражение.

— Подтяжка живота, — Полина помахала в воздухе фотографией. Затем отложила бумаги, встала и положила мужу на грудь наглядное объяснение того, что она собирается сделать.

Сергей сердито воззрился на большую черно-белую фотографию жены, сделанную в клинике пластической хирургии. Поверх ее собственных, природных линий тела зеленым фломастером были нарисованы совсем другие, чужие контуры. Они отсекали часть Полининого живота.

— Как, ты сказала, это называется? — спросил Сергей, нервно тыча пальцем в фотографию.