По зову сердца

Проводив почтальона и Гавриловну до калитки, Аграфена Игнатьевна вернулась в дом, быстро умылась, оделась и, взяв телеграмму, направилась на завод. На ее счастье, на кольце стоял автобус (теперь от Княжино до завода шла хорошо укатанная гравийка.)

На заводе ей тоже повезло – на проходной дежурил односельчанин, инвалид этой войны, и он пропустил Игнатьевну прямо в цех.

Матери всегда матери. И даже такая волевая и выдержанная женщина, как Нина Николаевна, и та, прочтя телеграмму, не постеснялась своих цеховых товарищей и товарок, упала на грудь матери и разрыдалась.

– Буде, доченька. Успокойся, – приголубила ее Аграфена Игнатьевна и посадила на ящик. – Не плакать, а радоваться надо, доченька.

– Что с ней? – встревожились товарки.

– Сын, милые, нашелся. Юрочка… – дрогнувшим голосом поведомила Аграфена Игнатьевна.

И полетело по цеху: у Нины Николаевны сын нашелся…

Тут же все стали советовать поехать и забрать его. На фронте мальчишку, как и любого другого, на каждом шагу подстерегает опасность. А тут все-таки глубокий тыл. Нина Николаевна тоже была такого мнения и, не откладывая дела в долгий ящик, пошла с Аграфеной Игнатьевной в партком к Илье Семеновичу.

– Что с тобой? – сразу же усадил он Нину Николаевну на диван. – Не пойму, то ли плачешь, то ли радуешься?

– Радуюсь, Илья Семенович, – и она протянула ему телеграмму. – Юра нашелся. У Яши он.

– От всей души рад и за тебя, Нина, и за тебя, Аграфена Игнатьевна.

– Пришла просить вас, Илья Семенович, посодействовать перед дирекцией о предоставлении мне отпуска для поездки за Юрой.

– Хорошо. Посодействую, – и осекся, вспомнив, что, приехав на фронт, Нина обязательно захочет повидать и дочь. А узнав о ней правду, будет страшно потрясена. – Постой-постой, а тут же Яша пишет, что «подробности письмом». Так давай уж подождем письма. Тогда все и решим об отпуске.

– А чего ждать-то? Невмоготу, Илья Семенович.

– А вдруг ты туда, а он сюда с попутным солдатиком едет?

Нина Николаевна в знак согласия кивнула головой:

– Вы правы. Будем ждать.

Время шло, а письма все не было, и Нина Николаевна, а глядя на нее, и Аграфена Игнатьевна – очень волновались. После работы Нина Николаевна каждый раз стала заходить на почту.

Зашла и на этот раз. Девушка, как и вчера и позавчера, ответила:

– Вам, товарищ Железнова, письма еще нет.

Удрученная Нина Николаевна медленно направилась к выходу и почти у самых дверей столкнулась с женой Карпова Галиной Степановной. Галину Степановну было не узнать. Вместо жизнерадостной, красивой, всегда прибранной женщины, перед Железновой оказалась разъяренная фурия. Лицо вспухшее, глаза горят злостью, из-под косынки выбиваются лохмы. По всему видно, что у нее случилось большое горе.

Нина Николаевна взяла ее под руку и отвела в угол:

– Что с тобой, Галя? С Петром Семеновичем что-нибудь случилось?

– А черт его знает, что с ним случилось. – Галина Степановна скрипнула зубами. – Видно, другую бабу завел.

– Тише. Кругом люди, – сказала Нина Николаевна и вывела ее на улицу. Там, посадив Галину Степановну на скамейку, спросила: – Откуда ты такую гадость подхватила?

– В военкомате. Жду неделю, вторую денег – мне всегда двадцать пятого приносили, – а их все нет и нет. Дай, думаю, съезжу и узнаю, в чем дело? Поехала. А мне и говорят: «Часть ваш аттестат отозвала». Почему отозвала? А у самой сердце разрывается. – «Если погиб, то не таите, скажите правду». А военком мне и говорит: «Вы, гражданка Карпова, не волнуйтесь. Если бы ваш муж погиб, то мы вас с денежного довольствия не сняли бы, а назначили бы пенсию». Понимаешь? Значит, жив и невредим. И накось, ничего не говоря – хлоп! И снял аттестат. Мне, как ты знаешь, денег и без его аттестата хватает. Все равно я их на книжку кладу. Вот взяла только тысячу на постройку нашего княжинского танка. А так они все целехоньки. Но и ему они незачем. Потом почему ничего не написал? Да и последние его письма стали редки и так себе – ни любви, ни печали. Так что, не говори, тут наверняка баба. Да еще такая, – Галина Степановна сжала кулак, – с рукой. Вот написала телеграмму – пошлю на имя командира части, пусть сообщит, в чем дело? – и Галина Степановна поднялась, но Нина Николаевна вновь ее посадила.

– Зачем посылать-то? На днях я еду к Яше, все у него разузнаю и сразу же тебе напишу.

Галина Степановна скривила рот и, качая головой, сказала:

– Ничего тебе твой Яша не скажет.

– Это почему же?

– Да только потому, что Петра там нет. У него другая полевая почта. Так что, – она решительно рванула телеграмму, – ничего не буду посылать, а поеду сама. Унижаться не буду, но покажу, что я не та, что была до войны, и то, что могу сама за себя постоять!

Письмо от Железнова пришло через две недели. Да. Через очень долгие две недели.

Яков Иванович подробно писал, как Юра вместе с изгнанниками-крестьянами перешел фронт, каково его состояние, как он выглядел и был одет. Написал и то, что был в партизанах, умалчивал только, что мальчишка был ранен.

На следующий день Нину Николаевну и Галину Степановну провожали в дальнюю дорогу.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ