– Под Харьковом наши приостановили наступление… Но, кажется, отходят (она наверняка знала, что отходят). Теперь, – продолжала с горечью Вера, – предатели и их прихвостни поднимут головы, маловеры качнутся в их сторону, и вся эта орава обрушится на честных людей. Староста и вислогубый открыто разделаются с любым, кто у них на подозрении. Вот что страшно, Маша… Эх, если бы мы не были связаны по рукам и ногам нашим делом!..
Вера прильнула к Ане, а в ее мозгу одна за другой неслись тревожные мысли: «Что делать? Чем ответить обер-фельдфебелю на то, что он заставил их работать на кухне своего батальона? Как быть с Лидой, предложившей ей „сыпануть в котел фашистам какой-нибудь отравы“?»
Аня, как бы читая эти мысли, прошептала:
– Крепись, Настя. Крепись, дорогая! Будет и на нашей улице праздник.
Невеселыми возвращались домой.
На востоке раскатились далекие взрывы, и на Веру нахлынули думы об отце. С того времени, как они расстались, о нем ничего не было слышно. В народе болтали, будто немецкое радио сообщило, что какая-то дивизия большевиков прорвалась через Варшавское шоссе на Фомино и Зайцеву гору и что на выручку к ней двинулись еще четыре дивизии, но немцами они были остановлены, а дивизия окружена и полностью уничтожена…
– Девки, вставайте! На работу пора, полуношницы! – Устинья из печи вытащила чадившую сковородку и сбросила с нее в глиняную чашку картофельные оладьи. – Ешьте, пока горячие.
Девушки соскочили с кровати и бросились к окну. По стеклам стекали капли моросящего не по-весеннему дождя.
«Погодка нелетная», – огорченно подумала Вера.
На работу они опаздывали, поэтому не шли, а бежали.
– Бегите, бегите! – кричала им попавшаяся навстречу с ведрами на коромысле Лида. – Может быть, Гитлер вместо деревянного номера по железной бляхе повесит!
У забора из колючей проволоки они замедлили шаг: у ворот, прислонившись к столбу, стоял солдат.
– Хальт! – Солдат показал налево, где под березами стояли автомашины, и приказал по-немецки залезать в кузов и ждать.
Не желая выдавать знания немецкого языка, Вера и Аня в один голос заговорили, мотая головами:
– Мы не понимаем!..
Солдат повторил приказание, на что девушки только мотали головами и разводили руками, повторяя: «Вас? Вас?»
– Вас! Вас! – передразнил их немец и, смачно выругавшись, вынул разговорник, нашел в нем нужные слова. Закончив словом «дура!», он расхохотался.
– Спасибо за разъяснение, – ответила поклоном Аня.
– Нам надо на кухню… Понимаете вы, на кухню… Кюхе…
Солдат снова подобрал из книжицы слова и объяснил ей, что сегодня на кухню не надо, есть другая работа – возить со станции груз.
Вера сделала недовольное лицо, хотя в душе была очень рада такой перемене.
Ожидать пришлось недолго, к машинам привели еще группу поселковых девушек и женщин, в числе которых была и Лида. На каждую машину посадили по четыре человека и повезли на станцию. Пока немецкий приемщик оформлял получение груза, женщины прошли к группе мужчин, разгружавших вагоны. Грузчики, увидев односельчан, бросили работу и расселись с ними – кто на ящиках, а кто прямо на рельсах.
Вера и Аня сели несколько поодаль на штабель шпал. К ним подошел Василий и, кося глазами направо и налево, начал рассказывать:
– Завтра с шести утра сюда станут подавать эшелоны для пехоты. Отправка первого в семь на Орел, следующие эшелоны будут отправляться через каждый час.
Вера и Аня внимательно слушали.
– Теперь сообщу вам радостную весть, – продолжал Василий, – безусловно, достоверную. Позавчера по дороге на Выселки, в лесу, встретил деда Ермолая. Он поведал, что вывел отряд капитана Тарасова к Собже в тот самый момент, когда дивизия твоего отца, – Василий смотрел на Веру, – болотами вырвалась из окружения.
Сияя от счастья, Вера прошептала:
– Спасибо тебе, Клим! Действительно радостная весть.
Она уже хотела было посоветоваться с ним относительно сложившейся вокруг нее обстановки, но от станции спешил приемщик, на ходу крича:
– Арбайтен! Работайт!
Поднимаясь со шпал, Василий торопливо заговорил:
– Да, Вера, здесь на станции я слышал разговор по телефону коменданта, что, мол, обнаружена работающая в нашем районе радиостанция. Могут запеленговать. Так что работай накоротке.
– Хорошо! – кивнула Вера. Сердце в ее груди испуганно трепыхнулось.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Вера передала «Гиганту» сжатую радиограмму об отправке немецких эшелонов и сообщила, что прекращает передачи на три дня.
Утром, когда ее разбудила Устинья, комнату заливали лучи раннего солнца. Вера, еще не одетая, подбежала к окну.
– Погодка, слава богу, летная! Слава солнцу! Слава! Маша, одеваться!
Скрипнула в сенях дверь, и девушки юркнули за полог.
– Мир дому сему! Здрасте! – послышался хрипловатый голос вислогубого.
– Здравствуй, – ответила Устинья.
– А где девки-то?
– А тебе зачем?
Вера и Аня тихонько залезли на печь и там забились к самой стенке.
– Раз спрашиваю, значит, надо.
– На работу, что ль?
– Нет, по личному делу. – Семен (так звали вислогубого) прижал фуражку к сердцу и пошел к кровати. Там он рванул полог, потом заглянул под одеяло.
– Значит, ушли? – зло посмотрел он на Устинью.