По зову сердца

Филип усомнился в том, что Дональд Аршамбо захотели бы оказаться на новом уровне. Его вполне устраивало то чего он добился тяжким трудом: стабильность, а не богатство.

— Что подумал бы папа? — проговорил он.

— Папа был бы ошеломлен. И чуть-чуть позавидовал бы Филип подошел к мраморному камину и невольно залюбовался затейливой решеткой.

— А настоящего секретаря мы теперь можем нанять?

Джозеф расхохотался:

— С социальной страховкой и свободными днями? Ну, братишка, ты слишком многого хочешь.

Филип раздраженно поправил галстук. Ему вспомнилось циничное выражение Джозефа: «Не имеет значения, сколько лежит у тебя в бумажнике, важно, что думают об этом другие».

— Нам нужен секретарь, — упрямо заявил он.

Джозеф самодовольно улыбнулся:

— Это шутка. Я уже обратился в агентство по найму. Будет у нас секретарь. У тебя свой, у меня свой. И референт будет. На полный рабочий день.

Филип заглянул в ирландско-польские глаза брата:

— Ты уверен?

— Вполне. И Джим Краули уверен.

Джим Краули, маленький нервный человечек, работал у них бухгалтером и каким-то образом удерживал Джозефа от экстравагантных начинаний, которые привели бы к тратам, выходящим за рамки бюджета фирмы. У Филипа не было оснований не доверять ему.

С облегчением вздохнув, он кивнул и задумчиво огляделся. Огромный письменный стол вишневого дерева, удобные кресла, афганский ковер, украшенные резьбой стены — все это создавало ощущение успеха, которое не чуждо даже Филипу.

— Ну что, хороший ход? — спросил Джозеф.

Филип улыбнулся:

— Напомни мне поблагодарить Макгинниса и Смита.

— У тебя скоро будет возможность это сделать. — Джозеф взял свой кейс. — Мы вместе ужинаем в клубе. В семь тридцать.

— Сегодня? — удивился Филип и почти воочию увидел синие пластиковые стулья и доктора Ларриби.

— Только не говори мне, что у тебя другие планы на вечер.

— Жаль, что ты не предупредил меня заранее.

Джозеф опустил кейс на пол.

— У тебя наконец появилась личная жизнь?

— Нет, Джозеф, не личная. Я должен оказать услугу товарищу.

Джозеф удивленно приподнял брови.

— Ну, не совсем товарищу, скорее клиенту. Он вполне платежеспособен, — объяснил Филип.

Джесс заявила, что заплатит ему, хотя он не желал брать у нее деньги. Филип отвел глаза, опасаясь, как бы старший брат не заметил, что он лжет.

— Ты что-то скрываешь от меня, братишка.

Филип не ответил. Ему совсем не хотелось вилять и хитрить. Он просто не знал, что сказать.

— Раскалывайся, Филип. Не забывай, я тебе не только компаньон, но и брат.

Зашипели батареи отопления, и комната стала быстро нагреваться.

— Ладно, забудем об этом. Значит, в семь тридцать в клубе. Согласен. Свои дела я отложу на завтра.

— Что? Завтра среда, ужин у мамы.

— Да-да, среда. Верно.

Когда же наконец он сможет жить самостоятельно?

— Я бы на твоем месте оделся получше. Камилла намекнула мне, что мама присмотрела для тебя очередную девушку. — Джозеф лукаво подмигнул. — Если, конечно, эти тайные дела позволяют тебе встречаться со знойными красотками.

— Знойные красотки? Господи, да меня устроит и просто приличная девушка.

Он произнес эту фразу как мальчишка, желающий держаться солидно, чтобы походить на взрослых.

— Филип, мама о тебе беспокоится. Она хочет, чтобы ты остепенился.

Странно, никому нет дела до того, что Филипу еще рано остепеняться, покупать подобно Джозефу и Камилле дом в пригороде, чтобы провести в нем остаток дней с женой, которая, надо полагать, не одобрила бы его привычку швырять носки на пол. Еще бы, ведь Филипу уже почти тридцать — считается, что в таком возрасте пора заводить семью.

Джозеф дружески потрепал Филипа по плечу:

— Утешь маму, братишка. А теперь идем подписывать бумаги, чтобы стервятники не увели этот офис у нас из-под носа.

— Хорошо, идем.

Филип надел шерстяной шарф и застегнул пальто. Ладно, доктор Уильям Ларриби подождет. Тем временем он завершит дела с Макгиннисом и Смитом, за сим последуют ужин у мамы и девушка, на которую возлагаются такие надежды. В конце концов Филип обязан сделать все, чтобы перебраться с братом в центр. Джесс потерпит еще пару дней.

Пока Мора собирала вещи для вояжа на Багамы, Джесс всячески старалась скрыть раздражение и досаду. Почти пять лет назад Мора, шестнадцатилетняя беременная испуганная девочка, явилась к Джесс… Чарльз, обозвав ее шлюхой, потребовал сделать аборт, а она наотрез отказалась. Он кричал, что Мора испортила его жизнь, погубила деловую репутацию. Разумеется, Мора простила отцу свои слезы и обиду.

А вот Джесс ничего ему не простила. Ведь если бы тогда — , у Моры не случился выкидыш, сейчас у нее на руках был бы четырехлетний внебрачный ребенок, о котором деловые партнеры Чарльза деликатно умалчивали во время приемов, и она не получила бы от отца приглашения на катамаран.

Да и сама Мора, пожалуй, приняла приглашение лишь потому, что Чарльз разрешил Эдди присоединиться к ним.