Победа Элинор

Жить с ними — значило находиться в постоянной атмосфере заблуждений и суматохи, иметь с ними какие-нибудь отношения — значило погрузиться в хаос беспорядка, из которого самый ясный ум едва ли мог бы выбраться, не потерпев совершенного расстройства. Самое большое несчастье этих двух лиц было — их сходство между собой. Будь майор Леннэрд человеком с умом энергичным и твердой волей, или будь он только наделен порядочной долей здравого смысла, он управлял бы своей женой и навел бы в своем доме некоторый порядок. С другой стороны, будь мистрис Леннэрд умной женщиной, она, без сомнения, овладела бы мужем и спасла бы этого добродушного сына Марса от сотни сумасбродств, вовремя приняв серьезное выражение лица или даже — когда этого требовали обстоятельства — и строгим выговором в силу власти жены.

К несчастью, они походили друг на друга как две капли воды. Они были двумя старыми сорокалетними детьми и смотрели на свет, как на большую детскую, обитатели которой не могли иметь другого занятия, как отыскивать забавы и обманывать учителя. Они были великодушны и до такой степени мягки сердцем, что, по мнению их более мудрых знакомых, доброта их доходила до глупости. Их обманывали со всех сторон, употребляли во зло их доверие в течение целых двадцати лет, а они все не приобрели умственного сокровища мудрой опытности, как дорого ни платили за каждый урок. В этом году майор оставил военную службу и остался на половинном жалованьи, он имел на то возможность вследствие смерти одной из его теток, старой девицы, которая отказала ему восемьсот ф. с. годового дохода. До получения этого приятного наследства наш военный со своею женой должен был существовать своим жалованьем, умножаемым иногда случайными благодеяниями, выпадавшими на его долю от богатых родных. Семейство, к которому принадлежал наш силач-майор, было очень многочисленно и принадлежало к аристократии. Главою его был маркиз, который нашему майору приходился дядей.

Итак, эта парочка взрослых детей решилась наслаждаться весь остаток своих дней, и для начала этой новой жизни праздности и веселья майор привез свою жену в Париж, откуда они намеревались ехать в Баден-Баден для свидания с некоторыми из аристократичных двоюродных братьев майора.

— Он сам мог бы, моя милая, наследовать титул маркиза, — рассказывала мистрис Леннэрд Элинор, — если б умерли семнадцать его двоюродных братьев. Но как я говорила бедному папаше — когда он ворчал на меня за невыгодную партию, которую я сделала — нельзя же надеяться, чтобы семнадцать двоюродных братьев отправились на тот свет единственно для того, чтобы одолжить нас и доставить Фредди титул маркиза.

Может быть, ничто другое не могло быть счастливее для Элинор, как эта жизнь в постоянной суете и хлопотах, в которой мысли вечно находились в напряженном состоянии от ничтожных забот и волнений, в этом постоянном расстройстве одинокая женщина не имела времени думать о своем собственном горе или об одиночестве, на которое обрекла себя. Только ночью, когда она уходила в маленькую комнатку, находившуюся на одном из самых верхних этажей Дворцовой гостиницы и на четверть часа ходьбы от комнаты майора и его жены, только тогда она имела время вспоминать о торжестве Ланцелота Дэррелля и о несправедливых подозрениях ее мужа. Но и тогда она не могла долго размышлять о своем несчастье, она обыкновенно была изнурена и телом и душой, вследствие путаницы и волнения дня. Естественно, она должна была скоро засыпать и разве только видеть во сне причину своих страданий.

Эти сны были для нее гораздо мучительнее, чем треволнения целого дня, потому что во время их она постоянно возобновляла борьбу с Ланцелотом Дэрреллем, постоянно находилась накануне победы и никогда не торжествовала.

Майор оставался в Париже гораздо дольше, чем предполагал: взрослые дети находили этот город бульваров очаровательным местом для их игр и разбросали очень много денег на дорогие обеды в известных ресторанах, на мороженое, на билеты в оперу, на новые шляпы, на перчатки Пивера, на духи Любеиа и на извозчиков.

Они продолжали жить в дорогой гостинице, сообразно теории майора, что самые дорогие в итоге обходятся самыми дешевыми. Иногда они обедали за общим столом с двумя-тремястами посетителями и убивали много времени в больших залах, играя по маленькой, смотря в стереоскопы, перелистывая газеты, прочитывая разнообразные отрывки или с напряженным вниманием изучая в фельетоне главу какого-нибудь романа, пока, наконец, им не придется стать совершенно в тупик от множества трудных слов, которые приводили их в отчаяние.