Победа Элинор

— О! если только он не умер, так я не очень забочусь о том, что он недобрый человек. Разве вы слышали, чтоб я когда-нибудь говорила, что он добрый человек, или чтоб я хвасталась его добротою? Я тоже недобрая: три воскресенья кряду я в церкви даже не была. И что за идея пришла нам уверять меня, что я не могу быть женой Ланцелота, бедного, милого Ланцелота, только потому, что он недобрый? Я именно и люблю его за то, что он немножко недобрый, как Джяур, как Манфред или другие герои байроновских поэм. Никогда не просила я его, чтоб он был добрым человеком: доброта совсем не идет к стилю его физиономии. Добрые люди большей частью бывают с водянистыми голубыми глазами, с прямыми приглаженными полосами, без бровей, без ресниц… Я ненавижу добрых людей, и если вы не позволите мне теперь выйти за Ланцелота, так я выйду за него, как буду совершеннолетняя, то есть через три года.

С большой запальчивостью и негодованием говорила это Лора и, закончив свою речь, пошла было к двери, чтоб уйти из гостиной, но Элинор остановила ее, сжав в своих объятиях ее тонкий, стройный стан.

— Ах, Лора, Лора! вы должны выслушать нас, моя душенька. Я понимаю, какой жестокостью это вам кажется, когда говорят против человека, которого вы любите, но еще больше жестокости будет, если мы допустим вас стать его женой и если вы впоследствии уже узнаете, что он за человек, когда ваша жизнь будет уже связана навеки с его жизнью. Никогда, никогда вы не узнаете счастья, если раз убедитесь, что он не стоит вашей любви… Милая Лора, ужасно слышать вам это теперь, но в тысячу раз ужаснее будет узнать это, когда уже будет поздно. Пойдемте со мною, Лора, я проведу с вами всю ночь. Все, что я знаю о Ланцелоте Дэррелле, я расскажу вам теперь. Может быть, мне давно бы следовало это рассказать вам, но я ждала, я все ждала того, чего, кажется, никогда уже не дождусь, как теперь я начинаю думать.

— Никогда ничему не поверю, что будет против него сказано, — закричала Лора, вырываясь из объятий Элинор, — и слушать вас не хочу, и ни одному слову не поверю. Я знаю отчего вам не хочется, чтоб я за него вышла замуж: вы сами были влюблены в него, да, вы не можете отпереться от этого, влюблены в него и ревновали ко мне, и теперь желаете помешать моему счастью.

Из всех неприятных речей для Монктона не было ничего неприятнее, как подобные предположения, как ужаленный змеею, он вскочил и, схватив свечу со стола, пошел к двери.

— Право, у меня недостает терпенья все это выносить, — сказал он, — Оставайтесь, Элинор, с Лорой. Расскажите ей все, что знаете о Ланцелоте Дэррелле, но прошу вас, чтоб после этого при мне не произносилось это имя. Покойной ночи.

Молодые подруги остались вдвоем. Лора бросилась на диван и громко зарыдала. Перед нею стояла Элинор с тем же нежным и сострадательным выражением, как и прежде.

— Вида ваши страдания, Лора, я почти забываю свои. Мое бедное, дорогое дитя! Богу известно, как мне вас жаль.

— Но я не хочу вашей жалости, я возненавижу вас, если вы хоть слово скажете против Ланцелота. Зачем жалеть меня? Я невеста любимого мною человека, единственного человека, которого я когда-нибудь любила — вам это известно, Элинор; вам известно, что я влюбилась в него с первой минуты, как только он приехал в Гэзльуд. Несмотря ни на что и ни на кого, я все-таки выйду за него! Через три года я буду совершеннолетней, и тогда, несмотря на всех противных опекунов, буду делать то, что мне нравится.

— Но вы не вышли бы за него, если бы знали, что он злодей, гадкий человек?

— Я никогда не поверю, что он злодей или гадкий человек!

— Душенька моя, Лора, выслушайте меня. Я скажу вам нею истину. Слишком долго скрывала я ее от вас и сознаюсь, что очень виновата в том перед вами. Мне следовало сказать вам это, как только я возвратилась в Толльдэль.

— Что вы должны были мне сказать?

— Историю своей жизни, Лора. Но я боялась, что вы станете между мною и победою, которую мне хотелось одержать?

— Какую победу? Над кем?

— Победу над человеком, который был причиной смерти моего отца.

Тогда мало-помалу рассказала Элинор Монктон историю своего возвращения в Париж, встречу на бульваре и самоубийство Джорджа Вэна. Ее рассказ сто раз был прерван восклицаниями и возражениями бедной девушки, которая, положив голову на ее плечо, горько рыдала. Несколько раз она опять кричала, что не поверит ни одному слову против милого Ланцелота, что он никогда не может быть таким злодеем, таким мошенником, однако Элинор удалось объяснить ей, каким образом художник со своим гнусным сообщником, Виктором Бурдоном, обыграли старика и мошеннически выманили деньги, которые составляли честь отца и воспитание дочери.