Победа Элинор

— Конечно, это должно быть так, но бывает иногда, что девушки выходят замуж из-за денег, я слышала от мистрис Дэррелль, будто одна из Уипдзорских Пенудов вышла за отвратительного старого богача только из-за его богатства. Впрочем, я не предполагаю Элинор способной на подобный поступок. Только мне кажется так уморительно, что она была влюблена в вас все это время.

— Какое время?

— Известно, все время, как мы жили вместе. Я удивляюсь, как могла она никогда о вас не говорить.

Нотариус закусил себе губу.

— Разве она никогда не говорила обо мне? — спросил он, стараясь принять равнодушный вид.

— О, конечно! Она иногда говорила, но не в таком смысле.

— Не в гаком смысле? Когда вы научитесь выражаться яснее, мисс Мэсон? Неужели вы на всю жизнь останетесь ребенком?

Девушка бросила на Монктона взгляд ужаса, не лишенный своей доли комизма. Нотариус не имел обыкновения говорить с ней так сурово.

— Не сердитесь, прошу вас, — сказала она. — Я знаю, я не всегда выражаюсь ясно. Верно, это происходит от того, что в пансионе я всегда упрашивала подруг писать за меня темы — там сочинения у нас назывались темами. Я только хотела сказать, что Элинор не говорила о вас в таком смысле, как будто любила, не так, как говорю я… как говорила бы я о том, кого бы любила, поправила себя молодая девушка, сильно покраснев. Мисс Мэсон имела понятие об одном наружном проявлении этой всепокоряющей страсти.

Тайная — безответная любовь, которая не давала о себе знать бесконечными цитатами из Перси Шелли или Летиции Лэндон, была, по ее мнению, вещь очень незначительная.

Монктон пожал плечами.

— Кто поставил вас судьей вопроса? Каким образом женщина должна говорить о том, кого любит? — сказал он резко. — Моя жена слишком скромна, чтоб объявлять во всеуслышание о своей любви к мужчине, кто бы он ни был. Кстати, мисс Мэсон, не желаете ли вы переехать в Толльдэль?

Лора взглянула на своего опекуна с невыразимым удивлением.

— Переехать в Толльдэль? — повторила она, — Я думала, что вы меня не любите, я думала вы презираете меня за мое легкомыслие и ребячество.

— Презирать вас, Лора! — вскричал Монктон. — Не любить мое бедное дитя! Грубо же я обращался с вами, если произвел на вас подобное впечатление. Напротив, я очень люблю вас, милое дитя, — прибавил он, серьезно положив руку на ее голову и смотря на нее с грустью и нежностью — Я очень к вам привязан и если иногда сержусь на ваше детское легкомыслие, то единственно от заботы о вашей будущности.

— Отчего же вы так озабочены?

— Потому, что мать ваша была таким же легкомысленным ребенком, как и вы, и потому всю жизнь свою была несчастлива.

— Моя бедная мать! Ах, как я желала бы, чтобы вы мне рассказали про нее что-нибудь.

— Когда Лора произносила эти слова, лицо ее приняло очень серьезное выражение. Она обеими руками опиралась на руку Монктона, и ее прелестные голубые глаза как будто приняли оттенок более темный, когда она устремляла на его задумчивое лицо серьезный взгляд.

— Не теперь, моя милая Лора, а когда-нибудь, со временем, мы, может быть, и поговорим обо всем этом, но только не теперь. Но вы, однако ж, не ответили на мой вопрос. Желаете ли вы жить в Толльдэле?

Яркий румянец покрыл щеки молодой девушки, она опустила глаза.

— Я душевно была бы рада жить с Элинор, — ответила она, но…

— Но что?

— Я не полагаю, чтоб с моей стороны было хорошо оставить мистрис Дэррелль: она очень нуждается в деньгах, которые вы платите ей за меня, я от нее слышала, что без них едва ли бы она имела достаточно средств к жизни, особенно теперь, когда мистер Ланцелот… когда мистер Дэррелль возвратился домой.

Лора Мэсон, говоря об этом, покраснела еще сильнее. Нотариус следил за изменением в ее лице с большим беспокойством. «Она любит этого черноокого Аполлона», — подумал он.

— Вы крайне совестливы и озабочены насчет удобств мистрис Дэррелль. Я воображал, что вы будете в восторге от мысли жить с вашей прежней подругой. Но завтра, я надеюсь, вы, верно, проведете день с Элинор?

— Без сомнения, если вы позволите.

— Я пришлю за вами мою карету, когда она отвезет меня в Сло. Прощайте.

Монктон ехал домой медленным шагом, свидание с Лорой не оставило в нем приятного впечатления. Молодая девушка, удивляясь его женитьбе, раздражила его и встревожила. Слова ее показались ему протестом против тех двадцати лет, которые отделяли его года от лет его молодой жены. Итак, в его женитьбе было нечто выходящее из ряда обыкновенного, нечто исключительное. Те люди, которые поздравляли его с такими желаниями счастья, были только светские лицемеры, которые, вероятно, смеялись исподтишка над его безумством.

Нотариус возвращался в Толльдэльский Приорат с пасмурным, озабоченным лицом.

«Лора любит Ланцелота Дэррелля, — думал он. — В своей невинной откровенности она изменила своей тайне. Очевидно, молодой человек должен быть до крайности привлекателен, когда все в него влюбляются. Я не люблю его: я не имею к нему доверия и не желал бы видеть Лору его женой».