«Ведь и в самом деле „не получилось“, – с запоздалым сожалением подумал я. – Вернувшись из Потсдама, я хотел, кажется, только одного: быть вместе с Марией! Потом родился Сергей. Потом предложили работу в „Правде“, в международном отделе, потом перешел в журнал. В качестве специального корреспондента стал часто ездить заграницу. Аспирантура откладывалась из года в год. В конце концов превратился в журналиста-международника».
Но объяснять все это Брайту не имело смысла. Да и вряд ли заинтересовало бы его. Нас связывали с ним всего-навсего две недели в Потсдаме. А разъединяли целых тридцать лет. Впрочем, среди четырнадцати дней, проведенных тогда в Берлине – Потсдаме – Бабельсберге, были два или три, о которых не следовало забывать. Я их и не забыл. И пусть он не думает, что я их забыл. Мы и попрощались тогда по-хорошему, как друзья.
– Очень рад, Чарли, что снова вижу тебя, – сказал я, прекращая его расспросы.
– Я тоже рад, Майкл, что мы встретились, – отозвался Чарли.
Когда я уже потом думал о нашей встрече в Хельсинки, мне казалось, что эти слова Чарли произнес необычным тоном, глуховато, задумчиво, может быть, печально.
Но тогда я не обратил на это никакого внимания.
– Мы с тобой, Чарли, – весело сказал я, – очень везучие люди.
– Везучие? – удивленно переспросил он. Я подумал, что, наверное, употребил неточное английское слово.
– Удачливые, – пояснил я. – Второй раз становимся свидетелями событий, решающих судьбы мира.
Вероятно, мои слова прозвучали слишком торжественно. Особенно для человека, который занимал высокий пост в одной из американских газет, обладал бунгало, плавательным бассейном и редко вспоминал Потсдам.
Так или иначе, Брайт на них не реагировал.
– Что ты делал, когда я тебе позвонил? – спросил он.
– Что делал? – переспросил я. – Обдумывал первую статью, которую должен послать отсюда.
– Что-нибудь надумал?
– По правде говоря, нет. Только название.
– Какое?
– Не украдешь?
– Не беспокойся. Ваши заголовки редко нам подходят. Как, впрочем, и то, что вы под ними печатаете.
Я вспомнил давнее фото, из-за которого мы с ним когда-то поссорились. Но вспоминать о нем сейчас не стоило.
– Думаю, что мое название подошло бы и тебе, – сказал я.
– Почему?
– Верю в здравый смысл.
– Может быть, ты и прав. – Брайт ответил не сразу. – Как же ты назвал свою статью?
– «Победа».
– Громко сказано! Чья же победа? Опять ваша? Так я и знал! Недаром, думая о будущей статье, я и сам задавал себе этот вопрос.
– Почему только наша? – не без раздражения спросил я. – Наша, ваша, всех!
– «Их» тоже?
– Ты имеешь в виду поборников «холодной войны»?
– «Холодная война»… – с горечью повторил Брайт. – Она была реальностью, Майкл! Как каждая война, она имела своих убитых и раненых. Своих солдат и генералов. Ты уверен, что, вернувшись с войны они тоже рассыплются в прах? Как тот викинг…
Я посмотрел на Чарли с изумлением. Прежний Брайт не мог бы сказать ничего подобного. Просто не сумел бы. Что же изменило его? Журналистский колледж? Самообразование? Сама жизнь?
В том, что он сказал, прозвучала явная неприязнь к «холодной войне». Это пробудило во мне новый интерес к Брайту.
– С «холодной войной» будет покончено, – сказал я убежденно. – По этому поводу нам с тобой надлежит выпить. – Я решил махнуть рукой на мою чертову смету. – У меня в номере ничего нет, но в этой гостинице наверняка есть бар.
Брайт разом оживился, глаза его сверкнули знакомым юношеским блеском. Лишь много времени спустя я понял: Чарли обрадовался не только возможности выпить, но и тому, что наш разговор меняет русло и мы можем не касаться того, чего еще не коснулись, но неизбежно должны были бы коснуться.
– В бар приглашаю я! – с прежней своей категоричностью объявил Брайт, вставая. – Мы едем ко мне.
– Ты, конечно, живешь в каком-нибудь «Хилтоне»? – спросил я иронически.
– В «Ваакуне». Там живут почти все американские журналисты. Одному богу известно, что это слово означает по-фински. Невообразимый язык! Однако я приглашаю тебя не в «Ваакун». Мы поедем в «Марски».
– Но я там был совсем недавно! Оформлял свою аккредитацию.
– А я зову тебя в пресс-бар! Надо же отпраздновать предстоящее событие! Кстати сказать, финны просто лопаются от гордости, что оно произойдет в их столице. Да и вообще все ходят с таким видом, будто с послезавтрашнего дня наступит рай земной.
– А ты не можешь обойтись без ада?
– Почему же! Судя по всему, ты победил, галилеянин! – В устах Чарли, не признающего ни бога, ни черта, эти слова прозвучали странно.
– Кто-нибудь уже приехал? – спросил я.
– Макариос. Прилетел на самолете. Как ангел спустился, чтобы первым благословить эту райскую землю. Ты готов? – перебил он сам себя. – Поехали!
– Знаешь, Чарли, – мягко сказал я, – перенесем это на завтра. Мне надо обдумать статью.
– Ты уже обдумал. «Победа». Пусть так и будет! Сегодня у нас единственная возможность посидеть в баре. Завтра начнется суматоха. Кроме того, есть и еще одна причина…
– Что ты имеешь в виду?
– Какой сегодня месяц?
– Месяц? – переспросил я. – Ну, июль.
Чарли посмотрел на меня с молчаливым упреком.