Победа разума

Карусель будничных дел вертелась не переставая. Занятия в школе, нескончаемые поездки в деревню «для завершения весенне-посевных работ на приусадебном участке». Даже некогда «глотнуть пивка для быстрого рывка».

В одну из таких поездок в деревню он передал деньги вместе с запиской Дашиной маме. Тетя Маша встретила его в доме.

— Сема, ну проходи, проходи. Дай-ка на тебя взглянуть. Боже, какой огромный! Повзрослел, возмужал. Чем занимаешься?

— Слесарим.

— Хорошее дело. Ну, говори, с чем пришел? Никак гостинцы нам из города привез?

— Да вы садитесь, тетя Маша, вот сюда за стол.

— Ты это чего? — удивилась она, однако села.

— Вот, от Дуни.

Тетя Маша развернула пакет и замерла с запиской в руке.

— Почерк Дунин. Господи, значит жива. Только чего это она Дашей-то назвалась. Завсегда Дунькой была. И ни тебе мама, ни тебе папа, ни здрасьте, ни до свидания. Это точно от нее? Ты не врешь?

— Тетя Маша!

— Ты где ее встретил-то? В городе? Чего сама-то не явилась? Ну как там она?

— В порядке.

А перед его взором всплыла Даша. Она поворачивается и говорит:

«Смотри, как новенькая».

— В порядке она.

Тетя Маша поморщилась:

— Опять сердце прихватило. Сема, подай-ка капли… там, на полке.

Выпив капли, она еще долго внимательно изучала записку.

— Как она туда попала-то? Чем занимается? Да ты говори, Сема, не молчи.

— Да не успели мы толком поговорить, спешила она.

— Вечно она куда-то спешит. Вот и допрыгалась — тетя Маша встала — Ты, когда ее встретил, сгреб бы в охапку и притащил сюда, дуру-то нашу. Ведь нравился ты ей. Я знаю. Она, бывало, говорит мне… да что там вспоминать.

Тетя Маша махнула рукой и вдруг уткнувшись Семену в плечо заплакала.

— Тетя Маша, ну что вы, да вы сядьте. Говорю, она в порядке.

И вспомнил: беспомощная Даша лежит на его кровати и слабым срывающимся голосом говорит:

«Надо осмотреть…все цело?…»

— Тетя Маша, я обещаю, когда встречу ее в следующий раз, обязательно доставлю ее сюда.

— Вот увижу нашу дуреху, тогда и помру. Я и место для могилки уже присмотрела: у излучины, на косогоре. Оттуда вся деревня видна как на ладони.

— Тетя Маша! Что вы такое говорите!

— Да устала я, Сема, ой, как устала. Смерть ведь тоже дело житейское, от нее не убежишь. Господи, что же я с такими деньжищами-то делать буду? А может, самогончику выпьешь? Мой два раза перегнал, настоял на зверобое. А то как-то не по-людски получается.

— Нет, нет, что я приехал на родину самогон пить?

— Ну ладно, ладно. Ох, какой строгий стал. Весь в отца.

— Побегу я, тетя Маша.

— Беги, беги соколик.

2

В городе Сема бывал на улице только короткими перебежками между школой, домом и работой. После работы начиналась гонка: в магазин — что-нибудь купить поесть, быстро домой — перекусить и — за уроки, или — бегом в школу. Погода весной переменчива — то холодно, то жарко, то солнце светит слишком ярко. Каждый день думать о том, что одеть — это уж слишком. И Семен предпочитал носить кожаное полупальто, Дашин подарок, как он его называл. Оно было легким, удобным, не промокало. Было у него еще одно удивительное свойство: в жару в нем было прохладно, а в холод — тепло, ну колдовство, да и только. Сама Даша не объявлялась, а где ее искать, Семен не имел ни малейшего понятия.

Однажды на улице кто-то схватил его за руку. Обернувшись, Семен увидел прислонившегося спиной к стене рослого молодого парня на вид лет 20-ти.

— Слушай…я тебя знаю? — сказал он заплетающимся голосом с сильным акцентом. И, так как Семен молчал, продолжил — Не то… ты меня знаешь? … Ну, ты же наш?

Парень был с ног до головы перепачкан в глине. Местами глина стала подсыхать, оставляя на одежде светлые разводы причудливой формы. Парень вдруг вполголоса нараспев заговорил или запел на иностранном языке, красиво выводя незнакомую мелодию. И вдруг Семена как молнией ударило: парень был в таком же черном полупальто как у него, только подпоясанном широким поясом, на котором большими комками налипла мокрая глина.

— Что, признал? — с надеждой спросил он.

— Что-то не припоминаю. — Семену пришла в голову шальная мысль — Ты Дашу Савельеву знаешь?

— Дашку? Савельеву? А то! Ты, значит, знай Дашку и молчишь, сынов сук…слушай… я понятно сказал? Этот язык… я не могу… а линг весь забит грязью и не фурукчет.

— В общем, понятно. Пошли ко мне, там отмоешься.

Придя домой, Семен отправил гостя в ванную, а сам стал жарить пельмени. Жареные пельмени, — обычная еда холостяков. Когда незнакомец вышел из ванной, он выглядел весьма прилично, двигался уверенно, язык у него не заплетался и акцент полностью исчез. Видимо он прочистил свой таинственный линг.

— Посмотрим, что там у нас заготовлено…

Гость вытащил из внутреннего кармана полупальто бутылку емкостью не меньше литра.

— Тауриканский — ласково сказал он.

Семен с интересом взглянул на бутылку.

— Вино?

— Обижаешь, ром, лучший в мире. Я вижу, ты давно не был в Таурикии. А там сейчас открыли новый шалман. Нет, это надо видеть своими глазами. Допьем, и можно будет туда махнуть. Тебе надо догонять, — продолжал он, наливая Семену полный стакан, — а я пока передохну.

Он плеснул себе совсем немножко и пояснил: