Министр обороны генерал Хата ответил на запрос членов японского парламента: «Не сомневайтесь, что кровь, пролитая в песках Номонгана, не была напрасной»[4]. Хата организовал специальную комиссию, чтобы выяснить, какие уроки необходимо извлечь из поражения, и предложить решения проблем. В показаниях, полученных из первых рук, от офицеров, участвовавших в кампании, не было недостатка. Однако это не был первый раз, когда японцы смогли ощутить превосходство противника. В 1938 году у озера Хасан, около советской границы с Кореей, японская 19-я дивизия вступила в бой с советским 39-м стрелковым корпусом под командованием Штерна. В сражении брала верх то одна, то другая сторона; в конечном счете все решилось в пользу численного и материально-технического превосходства советских войск, и японцы были отброшены назад. Один из участников сражения говорил: «Тогда мы напрямую столкнулись только с малой частью советской боевой мощи». Стратег из Генерального штаба подвел следующий итог: «Мы уяснили, что силы Советов оправдывают возложенные на них ожидания, в то время как японское вооружение и техника нуждаются в укреплении и усовершенствовании». На опыте сражения у озера Хасан японская армия смогла, наконец, извлечь пять неутешительных выводов о противостоянии Советской Армии:
1. Советские войска явно превосходили японцев по вооружению, артиллерии и способности вести огонь прямой наводкой; все это сводило шансы японцев к нулю.
2. Впечатляла слаженность советской транспортной системы, позволявшая быстро транспортировать огромные механизированные соединения на 600 километров от железной дороги.
3. Советские войска использовали гибкую тактику, изменявшуюся в зависимости от обстоятельств.
4. Советские солдаты были непоколебимыми, уверенными в победе бойцами[5].
Но потом все пошло наперекосяк. Пытаясь сравняться с Советами в уровне производства и материально-технической базы, японцы столкнулись с неразрешимой проблемой. Японская промышленность никоим образом не могла сравняться по тактико-техническим характеристикам, качеству и объему производства с советской военной промышленностью. Для обеспечения советских войск в ходе кампании в пустыне Номонган использовалось 6000 грузовиков, в то время как у японцев во всей Маньчжурии имелось 9000 единиц моторного транспорта всех видов. Япония была страной железных дорог и узких средневековых тропок[6].
Однако существовала более крупная и глубокая проблема. Японскую армию миновали ужасы Первой Мировой войны; разрушительные битвы в монгольских пустынях лишь слегка ослабили ее. Последним ее значительным успехом была русско-японская война XIX века. С тех пор образ мыслей японского солдата пропитался искаженным самурайским кодексом Буси-до. Духовное здесь беззастенчиво главенствовало над материальным. «Ямато дамаси», дух Японии, очищенная суть японской нации, стоял бесконечно выше беспокойства о материальных аспектах войны. Конечно, нельзя было обойтись без усовершенствований в боевой технике и транспортной системе, но реальное превосходство японского солдата все еще в первую очередь заключалось в силе его духа. Предполагалось, что недостаток материально-технической базы Японии должен с лихвой окупаться железной волей солдат. Это все почти в точности походило на одержимость французов собственной национальной идеей, которую они называли «элан». На Западном фронте это явление вымерло, и на его могильной плите можно было бы написать слова маршала Петэна: «Огонь убивает». Перед войной Петэн, тогда еще полковник, чуть было не разрушил свою карьеру, с пеной у рта настаивая на том, что огневая мощь решает все. Реки французской крови доказали его правоту. Японских Петэнов после Номонгана либо игнорировали, либо увольняли в запас. Если кто-то начинал рассуждать по поводу важности материально-технического обеспечения, его обвиняли в пораженческих настроениях. В начале 1941 года, когда японской армии следовало вовсю учиться на собственных ошибках, Тодзи издал новый