Победил Александр Луговой

— Тут я принес, старик, — в смущении бормотал он. — Поешь в случае чего. А это... Тебе читать-то есть чего?.. Словом, тут собрал я, да еще давно, статьи там свои разные, очерки, корреспонденции. Наклеил. Это все старые материалы. Самые первые. Ты просмотри, старик... Может, пригодится, может, интересное что найдешь. Тебе сейчас тут пока делать нечего... А неинтересно будет — плюнь, старик. Я тебе в случае чего какой-нибудь детективчик принесу.

Лузгин был не очень многословен и суховат.

— Ваш очерк, Луговой, вышел, уже есть отклики. Редколлегия признала его лучшим материалом номера. Ну что ж еще? — задумчиво произнес он — и как бы между прочим: — Да, забыл сказать, я тут направил в ваш деканат ходатайство, чтоб после окончания университета вас откомандировали в журнал. Вы как, не против? Я планы ваши какие-нибудь не нарушил? Нет? А то они уже ответ прислали, — Лузгин вынул из кармана бумажку и повертел ею в воздухе. — Согласие дано.

И, только уже совсем прощаясь, неожиданно сказал, наклонившись к Александру так, чтобы другие больные не слышали:

— Молодец Ростовский! Вот кому можно позавидовать — не зря прожил жизнь...

В тот день, когда Александр выписывался и Люся собралась уже идти за такси, Нина Павловна вошла к ней в комнату.

— Люсенька, — сказала она своим самым невинным тоном, предвещавшим обычно какую-нибудь неожиданность, — ты не забыла мелочь — там с шофером расплачиваться. Потом надо, наверное, санитаркам дать? Нет?

— Нет, а что? — насторожилась Люся.

— Ничего, абсолютно ничего. Я просто так спрашиваю. Его там хорошо кормили?

— Хорошо, мама, я потом тебе расскажу, мне уже пора.

— Да? Ну, а теперь кто его будет кормить? — задала Нина Павловна новый вопрос.

— Ну как кто? — задумалась Люся (действительно — кто?). — Эта тетка его, где он живет. Я буду приходить каждый день.

— А ты считаешь, что умеешь готовить? — В свой вопрос Нина Павловна постаралась вложить невыразимую иронию.

— Ну, не знаю...

— Вот именно! Человек выходит из больницы после тяжелейшей болезни, — заговорила Нина Павловна возмущенно, — без сил, слабый, еле живой (как обычно, она была склонна несколько преувеличивать). Ему нужен особый режим, строжайшая диета, слышишь — строжайшая! А его будут кормить какая-то дальняя тетка, седьмая вода на киселе, и моя дочь, которая не умеет спечь даже пирог с яблоками, не говоря уже о меренгах шантильи! Он будет жить у нас!

— Мама!

— Что мама? Что мама? С отцом договорилась. Он совершенно за. Мы его устроим в твоей комнате, а ты поспишь на диване в столовой. Не велика принцесса. Я помню, когда я гастролировала в Катуарах, мы на печках спали, да, да, на печках!

Люся стояла растерянная, не зная, что сказать. И тогда вдруг Нина Павловна подошла к дочери, обняла ее за плечи и, заглядывая в лицо, заговорила шепотом:

— Все равно ведь, доченька, он когда-нибудь будет жить у нас. Правда? Так зачем же ждать?

...Люся мчалась в такси радостная и счастливая. Она обожала Александра, обожала свою мать, своего отца. Даже того шофера, что вез ее к Александру, она сейчас обожала.

Но Александр переехать к Донским отказался.

— Не надо, моя девочка, — он впервые назвал ее так. — Я не ломаюсь. Поверь. Просто сейчас будет народ ходить — так зачем? Ждать-то уж осталось недолго. Ты не передумала? Когда мы поженимся? — И в глазах его сверкнул на миг прежний мальчишеский огонек.

— Когда хочешь, Алик. Хочешь — сейчас? Когда ты хочешь.

— Тогда прямо из больницы — в ЗАГС!

Они смеялись, идя к такси, счастливые, уверенные в завтрашнем дне.

А в машине сидели притихшие, прижавшись друг к другу.

Глава девятнадцатая ПОСЛЕ СУДА

Рука зажила, но на всю жизнь осталась искалеченной. К Александру приходили его тренер Завьялов, ребята, даже совсем юные, новички, с которыми он, как и некоторые другие мастера, проводил иногда по указаниям Ивана Васильевича занятия.

Александр был не только мастером спорта, но и инструктором-общественником и судьей второй категории. Этого тоже требовал Иван Васильевич от своих учеников, это тоже входило в его программу занятий.

— Если ты, брат, научишься учить других, ты не будешь ворчать, когда тебя заставляют делать на тренировках то, что ты считаешь ненужным. Потому что ты будешь на собственном преподавательском опыте знать, что это нужно. Понимаешь? Вот так. И судить должен уметь. Опять же чтобы не бегал после каждой проигранной встречи, как некоторые, и не кричал «Засудили! Засудили!» Когда умеешь смотреть да еще оценивать схватку со стороны судейским глазом, лучше борешься.

Товарищи рассказывали, что делается в секции. Ребятня с блестящими глазами слушала весьма скупой рассказ Александра о происшествии.

Но в секцию он не ходил. Ему было тяжело. При одной мысли о всей этой привычной, родной атмосфере спортивного зала ему становилось так тоскливо, что хоть вой. Он смотрел на свою искалеченную руку, а видел гибкие, сильные тела своих товарищей, их молниеносные мощные движения, слышал падение тел. Он даже ощущал знакомый запах — запах матов, пота, железных гирь...