– Коммерс, скорее всего, сразу не расколется, в сейфе его последнее богатство. Так что попинай его, но не сильно, пока сейф не откроет. Заберешь все оттуда и вали, я тебя здесь ждать буду. В сейфе могут быть наркотики. Гриша балуется этим. Там ни грамма не принимай.
Специально сказал про наркотик, чтобы конкретно простимулировать урода, чтобы искал сейф изо всех сил и возможностей. Напоследок сунул ему в руку отвертку, это если придется самому искать тайник под кафельной плиткой. Вдруг Гриша откажется сотрудничать.
Появился Санек через сорок минут, злой и сильно возбужденный, начавший трястись от наступающей ломки. Употребив четверть дозы, привел себя в более-менее нормальное состояние и, наконец, поведал.
– Никакого сейфа там нет. Там один пластик в ванной, никакого кафеля и в помине нет. А Гриша ничего не сказал, и уже ничего, сука, не скажет. Хлипкий оказался, падла. Дальше искать, сил нет. Дай еще грамуляк и пошли вместе пошарим, я ключи от квартиры захватил.
– А что с Гришей?
– Не знаю, подох, наверное. Я ему в пузо отверткой заехал, когда уходил он еще хрипел. Он, сука, даже говорить не захотел, а полез сразу драться. Вот и получил свое.
Стеблин отдал наркоману дозу, тот мгновенно ее вынюхал и отрубился, на его лице снова блуждала счастливая улыбка.
Васек отдал пакет с «зельем» Стеблину на следующий день.
– Вот тебе его гонорар, распорядись по уму. Если вдруг там передозировка случится или еще что в этом роде, остаток я требовать не буду.
Он ехал домой, точно зная, как поступит с наркотиком его подельник. Ведь эти граммы тянут на хорошие деньги.
Ударили китайские морозы, и вместе с ними на Строева навалилась новая проблема, в лице промерзшей насквозь худенькой девчушки. Непонятного возраста, может, шестнадцати, а может, двенадцати лет, появившейся откуда-то из недр подвальной жизни. Утренний мороз с ветром просто леденил и тело, и душу, а маленькая бродяжка стояла перед ним в какой-то легонькой нейлоновой курточке и в летней кепочке, дурацкого морковного цвета.
Он бы и не обратил на нее внимания, ну, может, разве что из-за ее очень уж летнего прикида в такой мороз. Но эта пацанка, синяя от холода, вцепилась в рукав его меховой куртки, и с каким-то отчаянием в голосе просто кричала, видно, боясь, что из-за сильного ветра он ее не услышит. Василий смотрел на ребенка, совсем не вникая в ее слова.
– Я знаю про вас такое, что вам сразу кранты будут.
Этот беспризорный ребенок не шутил. С такими глазами, полными отчаянного страха, не шутят. Взяв за рукав это замерзшее чудо, он вместе с ней отошел подальше от любопытных. Спрятались от ледяного ветра за каким-то киоском.
– Поделись, что знаешь? Подумаем, порешаем, что к чему.
Он пытался говорить шутливо, а сердце сжалось от жалости к этому худенькому существу, смотревшему на него со страхом и отчаяньем. Ему почему-то стало стыдно за свою теплую меховую куртку, за то, что он, такой сытый и ухоженный, рядом с этим беспризорным ребенком. Девочка не отводила от него глаз, в уголках которых замерзли слезинки.
И глядя на эту маленькую, синюю от холода девчушку, боялся, что соприкоснувшись с ней, просто с ума сойдет от жалости, от неспособности помочь этому несчастному человечку. Ему было совсем не интересно, что она скажет, он знал одно. Коли случилось им встретиться, значит, он не сможет остаться равнодушным к этой беспризорной судьбе. Так было с Сизарем и Чембой.
Он мог оставаться равнодушным к этой армии беспризорных малолеток, пока не сталкивался с ними вплотную. А соприкоснувшись, уже не мог пройти мимо. И каждая такая встреча оставляла в душе глубокую рану, ведь он не мог помочь этим детям, по большому счету.
Малышка говорила и говорила, перекашивая сведенный от холода рот, боясь, что ее не станут слушать или просто прибьют сейчас на этом месте. Страх так и выплескивался из ее глаз, она боялась его, такого большого и крутого.
– Я узнала вас. Это вы с Чембой сожгли рыбный магазин. Я была в ту ночь в конфетном киоске и не спала, я все видела.
Вот это номер, воистину неисповедимы твои пути, господи, не знаешь где проколешься. Ах, соплячка, решила его шантажировать, а сама боится до смерти. Он спросил, а лучше бы промолчать и просто уйти. Ответ потряс, и ему расхотелось жить. А как он мог не спросить, чего она хочет? А она твердила скороговоркой и без его вопроса.
– Ну, стукни меня, стукни, ведь ты такой большой. Стукни. Убей, а то я все расскажу про тебя, – она не отпускала рукав его куртки, пыталась трясти, и сама моталась на этом рукаве тоненьким стебельком.
И Васек, ошалевший от этого ужаса, еще ничего не осознав, просто понял, надо помочь этому бедному человечку. Он скинул свою меховую куртку, укутав это беспризорное чудо, снял с нее морковную кепочку, нахлобучив на самые глаза девчонки свою вязаную черную шапочку. И под удивленный взгляды редких покупателей в это холодное утро, слегка подталкивая в спину свою новую знакомую, повел ее в китайский ресторанчик, оборудованный неподалеку в двух двадцатифутовых контейнерах.