Победить любой ценой

Гвардии майор Сергеев, он же отец-командир, он же Максимыч, он же Чабан, он же К43-1. Это такой радиопозывной командира разведывательно-диверсионной группы. И по документам он так числится. У остальных боевые псевдонимы, они же позывные. Я, например, Странник. Возможно, из-за того, что имею худощавое, не слишком десантное телосложение. Компания у нас что надо, изысканная – Мясник, Кентавр, Росомаха, Гусляр, Шершень. Еще есть Факельщик, Клаус, Темень (он же Брезент – шифровальщик группы) и Малыш. Все мы выпускники отдельного учебного центра ВДВ. Центра по подготовке командиров подразделений специальной разведки. Среди нас только офицеры и прапорщики. Представьте себе армейское отделение из одних офицеров! И командует отделением не сержант, а майор. Сходные подразделения есть только в ФСБ. Нас отобрали после целой серии специальных тестов и проверок. Все имеют опыт службы в десанте, не один десяток прыжков. Многие окончили спецфакультет (со знанием иностранных языков) Рязанского десантного училища. И все, кто в подразделении Сергеева, крещеные, православные. Меня Яков Максимович лично в храм отвел.

– На смерть иной раз идем, – говорил он. – А как я могу человека, не принявшего святого крещения, на смерть посылать?

Следил, чтобы каждый из нас по возможности посещал литургию, причащался и исповедовался…

Вообще, майор был не любитель лишних разговоров и если что говорил, то по делу. Иной раз озадачивал, чуть ли не смешил своими фразами.

– Раз надел камуфляж – запомни! В твоей нынешней жизни только два неприкосновенных человека – твоя мать и… твоя баба…

Так и произнес майор, он же К43-1. Вроде и не пил. Не «любимая женщина», не «жена», а «твоя баба»… И замолчал, очи свои ясные веками прикрыв.

– Ты – боец спецназа ВДВ, и невыполнимых приказов для тебя нет… – продолжил майор, слегка прищурив правую, покалеченную, бровь. – Но эти люди неприкосновенны… Даже если будет приказ.

– А что… – невольно сглотнув, проговорил я. – Может быть такой приказ?

– Может. – Теперь глаза моего отца-командира открылись полностью и смотрели не мигая.

Позже я узнал, что кружку разведенного спирта Чабан принял. Делал он это редко, пьяным и особо говорливым его никто не видел.

К чему клонил тогда майор, я лишь потом понял. После Москвы 93-го года. Других межрегиональных конфликтов. Мы тогда совсем молодыми были. Точно предвидел все Яков Максимыч. Любой приказ может быть… Мяснику и Малышу в этом плане легче – они детдомовцы. Всего одна неприкосновенная персона у них. Впрочем, у Малыша, судя по всему, и ее нету. Он женщин сторонится, остерегается. В Малыше росту и ста шестидесяти пяти не наберется. Однако в рукопашной серьезен, даже супротив меня. Руки у него жилистые, силы необычайной и бьет резко, молниеносно. А если не руками, так зубами порвет… Детдомовец – за спиной НИЧЕГО. Впрочем, у меня тоже не так уж много.

– Баба – это… – Отец-командир вновь прикрывает глаза. Молчит некоторое время. – Баба – это все… – произносит наконец и теперь уже замолкает надолго. Смотрит в землю, на рубленом лице ни одна мышца не дрогнет, кулаки с отбитыми костяшками словно в колени вросли.

Окаменел отец-командир, он же К43-1. Не мастак он проповеди толкать… Мало кто видел ту фотокарточку, что майор в кармане таскает. Мы с Кентавром как-то случайно в кунге застали майора. Сидел точно так же, точно камнем оборотился, и карточку ту черно-белую перед глазами держал. А на карточке женщина – в летнем платье, с зачесанными назад волосами. Не худенькая, не полная. Что красавица, не скажешь, но приятная, милая. Одно слово – баба. А для майора это слово святое. Вот таков он, наш командир. Чабан. Откуда такой позывной у майора, никто не знал и не спрашивал. А то получишь ответ – «Потому что вас, баранов, пасу». Бывал иной раз Сергеев несдержан на язык, но говорил всегда по существу.

– Ваша задача – самим выжить, своих бойцов сберечь. И задание выполнить, – говорил он, натаскивая нас.

– А бывает так, Яков Максимович? – спросит иной острослов.

– Редко, – отвечал Чабан. – Вот вы этой редкостью и должны стать.

У Чабана голубые, скорее даже синие глаза. Большие, точно девичьи. Но взгляд жесткий, мужской. Скулы широкие, монгольские: видать, много кровей в Чабане намешано. Выглядит моложе своих лет (сейчас Сергееву уже за пятьдесят). А голос совсем не командирский, не гвардейский. Точно не командует он нами, а по-товарищески обращается…

Видно, из-за голоса он так в майорах и увяз. С такой интонацией в полковники (тем паче в генералы) не берут. Даже ругает нас по-отечески, без зла, но с огорчением…

А стали мы «единым целым» в начале девяностых годов, почти сразу после выпуска из учебного центра.

– Вам предстоит выполнить боевую задачу по освобождению наших граждан.

Чабан молча слушает генерала. Мы тоже молчим. О том, что афганские моджахеды вторглись на территорию Таджикистана и захватили российских граждан, мы уже знали. Это были четыре женщины – жены российских офицеров-пограничников, журналистка из Санкт-Петербурга, а также ефрейтор погранвойск, которому поручили охрану журналистки и остальных.