Победить тьму...

Он сел на кровать, прижав к груди подушку, по-прежнему ощущая нехватку воздуха, и осознав, к своему смущению, что испытывает сильную эрекцию. Свесив ноги через край кровати, он встал, подбежал к окну и поднял вверх тяжелую оконную раму. Высунув голову, открыл рот и стал вдыхать воздух. Он оставался у окна, пока дыхание не восстановилось и он не пришел в себя, после чего вернулся назад в комнату. Он боялся, как бы не услышал отец. Ему не довелось узнать, что отец не обратил внимание на вымученные крики мальчика и, сидя за письменным столом в кабинете на первом этаже, чувствовал лишь, как по его щекам медленно стекают горячие слезы.

Следующий день был выходной. Адаму не хотелось идти в кирху. Он задержался по пути туда, когда прихожане валили в старое каменное здание, и думал о том, как бы незаметно нырнуть между деревьями и через церковный двор сбежать к широкой реке с медленным течением. Затем появилась Джинни и рядом с ней Кен, и им как-то удалось ввести с собой в кирху Адама и занять места на скамьях. Адам сидел неподвижно, устремив взгляд на белоснежные полоски, спускающиеся с одеяния отца, когда тот возвышался перед ним на кафедре. Мальчик дрожал. Если отец и не видит, что происходит в нем, то Бог, несомненно, видит. Адам был в ужасе. Его кожа стала влажной от чувства вины, руки были зажаты между коленями, по голове от страха ползли мурашки при мысли о Брид, его снах и о том, что он наделал. И на задворках его ума постепенно стала зарождаться мысль о том, было ли столь же греховно то, что сделала его мать, и не попадет ли она вместе с ним в ад.

Они встали при исполнении гимна, и он почувствовал, что у него пересохло во рту, его голос звучал тонким писком. Когда служба закончилась, его лицо было бледным, и он сумел выскользнуть из кирхи, сославшись на то, что у него разболелась голова, и даже наблюдательная Джинни не усомнилась в искренности его слов.

Мысли о Брид заполняли каждый момент его жизни. Сменявшие друг друга чувство вины, страх, навязчивое стремление к ней, которое ночью трансформировалось в похотливые сны, и в не меньшей мере презрение к самому себе преследовали его всюду. Он вновь и вновь возвращался к камню, но не мог отыскать путь к ее деревне и хижине. Обескураженный и сгорающий от нетерпения, он громко рыдал, слоняясь туда-сюда между деревьями. Но каждый раз склон холма оказывался пустым, за исключением попадавшегося ему иногда стада оленей, которые паслись на нижних склонах, и, потерпев очередное фиаско, он был вынужден возвращаться домой, где его ждал ужин, который он ел в одиночку без всякого энтузиазма, и холодная постель, лежа в которой он вновь мечтал о Брид, стыдливо соскребая носовым платком со своей пижамы эти предательские проявления соблазна, чтобы Джинни не заметила их при стирке.

Бройчан долго сидел, глядя на догоравшую золу костра. Сидевшие рядом Джемма и Брид смотрели, как он советовался сначала с проносящимися тучами, розовыми и золотистыми от заходящего солнца, затем с огамическими палочками, которые хранил в мешочке у пояса, и, наконец, с темно-красным камнем в золотой оправе, висевшим на шнуре у него на шее. Теперь, когда предсказания были ясны, он поднял голову.

— Брид.

Обе женщины вскочили на ноги. Гартнайта с ними не было. Ранее он, взяв лук, ушел на охоту.

Повелительным жестом пальца, украшенного гравированным кольцом с агатом, он заставил Брид подняться.

— Решено. Ты возвращаешься со мной в Крэг-Падрайг. Отправляемся на рассвете.

— Нет! — Страдальческий крик эхом пронесся над журчащей в ручье водой, потрескивающим догорающим костром и по спирали вознесся к облакам.

Бройчан встал. Он был выше ее на несколько ладоней, а его глаза были подобны кремню.

— Ты подчинишься, племянница. Заранее собери на ночь свои вещи.

— Мама… — Брид умоляюще взглянула на Джемму, но мать не пожелала встретиться с ней взглядом.

— Ты должна сделать так, как говорит мой брат, Брид. — Голос Джеммы дрожал, когда она произносила эти слова.

— Я не поеду! — На лице Брид отразился синевато-багровый цвет заходящего солнца. — Ты не можешь заставить меня. У меня тоже есть сила. — Она выпрямилась во весь рост и выдержала взгляд Бройчана. — Я могу обуздывать бури и повелевать ветром. Я могу охотиться с дикой кошкой и бегать с оленями. Я могу ловить и удерживать человека! — Она поспешно прикрыла глаза. Она не должна позволить ему прочитать ее мысли, не должна позволить ему узнать об Адаме.

Бройчан задумчиво смотрел на нее. В его глазах засветилось нечто похожее на язвительную усмешку, он вытянул руку и без видимого движения схватил ее за запястье.