Гражданская война. Командир Красной Армии Яков Спиридонов попадает в белогвардейский тыл, совершает побег и находит приют в одной из разоренных деревень у молодой учительницы. Он организовывает повстанческий отряд и до прихода Красной Армии руководит его действиями.
Советская классическая проза18+Анатолий Степанов
ПОБЕДИТЕЛЬ
(повесть)
Анатолий Яковлевич Степанов – известный писатель и киносценарист, по произведениям которого поставлены десятки кинофильмов, в том числе такие широко известные как «Победитель», «Привал странников». «Футболист». Герои произведений А. Степанова – яркие, неординарные личности, ведущие бескомпромисную борьбу против преступного мира, коррумпированных чиновничьих структур власти.
© А. Степанов. 1994
© Оформление «Московский рабочий», 1994.
© Оригинал-макет ТОО «Пролог», 1994.
Как во сне – беззвучно и медленно – явился взрыв. Всадника оторвало от стремян, подняло над конем, раскрутило и шмякнуло. Взметнулась тьма.
Разъезд не спешил. Впереди серой солдатни и гнедых лошадей шел, брезгливо и осторожно выбирая путь меж ям и воронок, белый конь под стройным высоким офицером. У той воронки офицер остановил коня.
– Красный Андрей Болконский! – догадался офицер и обернулся к своим поделиться сей новостью. Тут же подъехал предупредительный фельдфебель.
– Комиссар! – обрадовался фельдфебель. – Красиво лежит!
Он и, правда, лежал красиво: небольшой, аккуратный, в щегольской гимнастерке под двойной портупеей, в начищенных сапогах со шпорами, разбросал он руки по земле и слегка был засыпан землей.
– Действительно, не Болконский, а, действительно, комиссар, с сожалением согласился офицер. – Кстати, и я – не Бонапарт. Я – не Бонапарт, Сергеич?
– Никак нет, ваше благородие.
Комиссар внезапно открыл глаза, и конь под офицером нервно отпрянул. Офицер слегка похлопал коня по шее:
– Ты его не бойся. Он теперь нестрашный.
Комиссар бессмысленно и неподвижно глядел на офицера.
– Возьмите его, Сергеич.
Офицер мокрым полотенцем стер с лица остатки мыльной пены, налил в ладонь одеколона, резко провел рукой по щекам и шее, содрогнулся и сладострастно ахнул. В чистой просторной избе было зеркало – он с интересом и любовью осмотрел себя, а потом кулаком ударил в дощатую перегородку.
– Служба! Комиссар где?
Мягко ступая, проник в помещение фельдфебель.
– В баньке, Георгий Евгеньевич. При двоих часовых.
– Что так? – удивился Георгий Евгеньевич.
– Из старых служащих, многозначительно произнес Сергеевич и положил на стол сверток в свежей тряпице. Офицер не спеша, на четыре стороны раскинул тряпку и присвистнул. Среди бумажек и книжек лежали четыре креста на черно-желтых лентах.
– А точно его?
– Его, его, Георгий Евгеньевич. Кавалера сразу же видать.
– Ну что ж. Давай сюда кавалера.
Голова и шея у комиссара не двигались, а потому он противоестественно сильно повращал глазами – осмотрелся.
Порывшись в бумагах и книжечках, Георгий Евгеньевич почитал кое-что и сказал благодушно:
– Что имеете мне сообщить, Спиридонов… Яков Павлович? Комиссар помигал и сказал рвано и хрипло, удивляясь тому, что не слышно и его голоса:
– Громче говори. Ни хрена не слышу.
Повторять криком полуернический вопрос было неприлично и поэтому Георгий Евгеньевич проорал бессмысленно:
– Кто такой?!
Спиридонов понял и усмехнулся.
– Ты про меня все в бумажках прочитал. Чего ж спрашиваешь? Фельдфебель стоял здесь же, у дверей, слышал все, и офицер разозлился. И закричал уже по-настоящему:
– Часть? Потери? Куда отходите?
– Вот этого я тебе не скажу, – серьезно ответил Спиридонов.
– Не скажет, Георгий Евгеньевич, – деликатно встрял, в разговор фельдфебель. Офицер помолчал, подумал.
– Черт с ним. Мне не скажет – в контрразведке скажет.
– И в контрразведке не скажет, – с готовностью возразил Сергеевич.
– Ты-то чему радуешься? А не скажет им, так это их дело. Разговор был окончен, и офицер встал.
– Шлепнешь меня? – грустно поинтересовался Спиридонов.
– Я тебя шлепать не буду, – раздельно и громко произнес офицер. А в контрразведке допросят и шлепнут – это уже как положено.
– Страшно помирать? – ликующе спросил фельдфебель.
– А ты что, тоже готовишься, шкура? – незлобным вопросом ответил на вопрос Спиридонов.
– Не забыл казарму, служивый? – искренне обрадовался фельдфебель.
– Сергеич, будь добр, выйди на минутку. Мне с ним с глазу на глаз поговорить хочется.
– Так вы, Георгий Евгеньевич, кричать будете – я за перегородкой все равно услышу.
– Во дворе погуляй. Воздухом подыши.
С патриархальными отношениями было покончено. Фельдфебель понял это и вытянулся.
– Слушаю, ваше благородие.
Когда замолкли его шаги, офицер сел за стол и предложил Спиридонову.
– Садись.
Спиридонов долго устраивался на стуле так, чтобы меньше болели руки – ноги. Офицер один за одним бросал на стол георгиевские кресты.
– Полный бант. Твои?
– Чужие б не таскал.
– Зачем они тебе? Ты же коммунист.
Вопрос насчет своей принадлежности к партии большевиков Спиридонов разъяснять не стал.
– А ты, я вижу, из студентов. Знаешь, что такое полный бант? Твой барбос… Спиридонов хотел кивнуть на перегородку, кивнул и привился от боли. – Твой барбос, надо полагать, уж второй десяток по казармам. И, на взгляд, не трус. Сколько у него георгиев-то?
– Два.
– Ну, один за то, что доносил во время. А один – за дело. Один! А в банте их четыре.
– Гордишься ими?
– Я собой горжусь, студент.
– А помирать и кавалеру страшно.