— Я не предавал, — заканючил от дверей Егор.
— Знаем: испугался, — перебил его Кареев. — Вот что, Юра.Мы нс в театре, обойдемся без красивых слон и изящных жестов. Комиссара надо взять или убить. Мои мальчики в отличие от тебя сделают это быстро и хорошо.
— И вдвоем мы его не возьмем, Георгий Евгеньевич, - добавил Ганин.
— Я прошу тебя, Валентин.
Кареев встал.
— Перед кем покрасоваться хочешь? Перед собой? Что ж, валяй. Рискуй, коли твоей душе угодно. Только я рисковать не намерен. Я сначала это гнездо обложу со всех сторон, а потом уж тебя к комиссару подпущу. Нас поведет Егор. А тебя, Саня, попрошу сердечно: через час по знаку, приведешь господина поручика. Не хотел я тебя беспокоить-ты свое дело сделал — но что попишешь: у Георгия Евгеньевича Мокашева, видите ли, в одном месте свербит!
— А чего ж не пойти. Я пойду. Я представления люблю.
— Вот мы со стороны и посмотрим спектакль, Кареев хлопнул ладонью по столу — все, мол. — Егор, ты готов?
— Как прикажете, — уныло согласился на все Егор.
* * *
Егор шел впереди, а за ним — по одному — кареевская команда во главе с самим. Нехорошо ночью на болоте. Ненужно громко хлопала вода под сапогами, лезли в глаза корявыми ветками большие болотные кусты, и темнота стояла такая, что очень не хотелось идти. Но шли.
— Выходим, — устало шепнул Карееву Егор. И точно: под ногами была твердь.
— Ни черта не вижу! — тоже шепотом и радостно сообщил Кареев.
—Кустики пройдем и огонь в конце увидим. Если он здесь, конечно.
Они миновали кустики и увидели еле живой желтый огонек.
—Туточки! — возликовал Кареев и приказал идущему следом: Передай — замереть.
—Разводить будем, что ли? — спросил Егор.
—Действуй, — разрешил Кареев.
Кареевские молодцы по очереди и по одному бесшумно уходили вслед за Егором. Осталось двое: Кареев со своим помощником. И тогда Кареев спросил:
—А нам где?
— A вам здесь, — ответил Егор. — Единственный выход закрывать.
— И то дело, — согласился Карeeв. — Иди Мстислава зови. Пусть режет редедю перед полком косожскими.
— Чего? — удивился Егор.
— Чего-чего. Иди поручику сигнал подавать.
* * *
Мокашев и Ганин ждали сигнала. Они сидели, прижавшись спинами к стволу огромной сосны, и мирно беседовали.
—Дорогу-то без Егора найдете? — интересовался Мокашев, а Ганин отвечал:
—Найду. Ходил не раз и ночью тоже. Кроме того, на всякий случай меток наставил — зарубки, вешки светлые. Найду.
— Господин Ганин, а как с вами Карeeв расплачивается?
— Как, как. Золотом, конечно. Ничего другого не беру.
— И много дает?
— Вы что — на тридцать серебренников намекаете? Так Спиридонов не Христос.
— И вы, следовательно, не Иуда.
Ухнула вдали сова. Еще раз. Потом еще.
— Егор, — догадался Ганин и встал. — Пошли.
Ганин шел впереди, а за ним — Мокашев. И хлюпала вода под сапогами, и мешали невидимые ветки, и было темно, и было страшно. Но они шли. Когда их шаги стали бесшумными, Ганин сообщил:
— Пришли.
— Где землянка? — спросил Мокашев.
— Кустики пройдем и увидим.
Они миновали кустики и увидели еле живой желтый огонек. Мокашев вдохнул глубоко и сказал:
— Как повяжу его — позову вас. А не повяжу... так вы сами догадаетесь, что не повязал. Пошел.
Мокашев исчез в темноте.
* * *
Мягко ступая по лестнице, Мокашев спустился в землянку. Вход в основное помещение был закрыт линялой ситцевой занавеской, и свет от коптилки синел и желтел сквозь нее. Мокашев осторожно отодвинул лоскут и заглянул внутрь. Он никого не увидел, только на грубом столе пламя коптилки слегка помоталось из стороны в сторону — от его движения. Мокашев вытянул из кармана пистолет и позвал:
— Яков.
— Ну, — сонно отозвался кто-то из-за кривой печки, за печкой были нары, а на нарах спиной к двери, лежал Спиридонов.
— Не оборачивайся и не стреляй. Если что -я выстрелю раньше.
— Георгий? — глухо предположил Спиридонов.
— Я. И с пистолетом.
— Что делать мне?
— Руки покажи.
Спиридонов показал руки.
— Теперь вставай и иди к столу.
В расстегнутой, без ремня, гимнастерке, босой Спиридонов подошел к столу.
— Садись. И руки на стол, — приказал Мокашев. Устроились напротив. Мокашевский пистолет смотрел черным глазом в грудь Спиридонова.
— Оружием не балуй. Стрельнуть может, — с опаской проговорил Спиридонов. — Положь на стол, хватать не буду.
Мокашев нехотя усмехнулся и положил пистолет на стол. Рядом с правой рукой.
— Поговорим? — предложил он. — Ты же поговорить со мной хотел.
—Обложили, — догадался Спиридонов и поинтересовался подробностями: — Ганин?
Мокашев кивнул и добавил:
— И Егор твой.
—Ясно! О чем говорить-то будем? О погоде, о бабах или о том, где повесить меня сподручнее?
—Скажи мне, Яков, за что ты жизни своей лишаешься?
—Не лишаюсь я жизни. Готов отдать ее за светлое будущее человечества.
—А мое светлое будущее? Где оно?
—Не будет у тебя светлого будущего. Замаран ты.
—А на тебе крови нет?
—Есть.А коли выживу — еще будет. Кровь предателей пролью. Палачей. Мерзавцев. Умрут они, и от этого будут живыми тысячи и тысячи. Слыхал про карающий меч революции? Вот он — в моей руке.
Мокашeв посмотрел на короткопалую мощную пятерню, раскрывшуюся на столе. Затем пятерня сжалась судорожно.