— Когда все кончится, когда все успокоятся! — запричитал хроменький Вася. Мужичок был с изъяном, небоявшийся мобилизации.
— А почему я пью? — загромыхал вдруг Миша. — А пью я потому, что господа пришли. Скоро баре приедут. И делать нам больше нечего, Богом обиженные, как сидеть и ждать. Пейте, гуляйте к чертовой матери!
— Команды сейчас пойдут, — знающе сказал Митяй. — Команда за хлебом, команда за овсом, команда за лошадьми. Держись за портки, мужички.
— А я все пропью! — обрадовался Миша найденному выходу.
— Все реквизировать! — закричал неожиданно Аким, самый здоровый и самый пьяный, подумал и добавил потише: — И всех ликвидировать!
— Дайте музыку послушать, — попросил молодой и серьезный Егор.
Граммофонная иголка уже скребла пустое место. Миша встал, прижал грудью граммофон к стене, завел его и перевернул пластинку. Пелось про блоху.
— Песня странная какая, - удивился Вася. — Ну что такое есть блоха? Почему же про блоху"/
— Иносказательно. Понимать надо, — объяснил Егор.
— У кого чего болит... — добавил дядя Митяй.
— Не болит, а чешется, — уточнил Миша.
В дверь громко постучали. Миша подмигнул всем, налил в свободный стакан самогону, вышел к дверям и приказал:
—Вася, открой.
Вася открыл. На пороге стояли пожилой господин в городском платье и солдат с винтовкой.
— А вот и граммофон, — радостно сказал господин, не здороваясь.
— Граммофон, — подтвердил Миша. — Садись, Марк Иванович, послушай. Шаляпин поет.
— Каторжник, бездельник, вор! — взвизгнул ненавистно Марк Иванович.- Музыку слушаете! Немедленно, сию минуту неси граммофон в господский дом.
—Не донесу я в одной руке, — сказал Миша.
Солдат-мальчишечка взял наперевес большую для избы с примкнутым штыком винтовку и поторопил неровным басом:
— Давай, Давай пошевеливайся!
— Аким, помоги, Бога ради! — попросил Миша.
Они шли по широкой деревенской улице: впереди твердо шагал Миша, за ним — Аким с граммофоном, далее солдат и Марк Иванович,а замыкали процессию чуть отставшие мишины гости. Все шли молча, не торопясь. Но не выдержал солдат: довольно сильно он ткнул штыком в широкую акимовскую спину и закричал повелительно — ужасно любил командовать:
— Быстрее, быстрее!
Аким обернулся в удивлении, поставил граммофон на землю и спросил:
— Зачем ты это сделал?
— Иди! Иди! — завопил солдатик и пырнул Акима в грудь.
Аким взял винтовку за ствол и отвел штык в сторону. Солдат от страха выстрелил и отскочил назад.
— Не подходи, не подходи!
— Да я тебя! — заорал Аким, и солдат выстрелил в него. Аким осел. Подбежал Егор, ударил солдата под колени, вырвал винтовку и в ярости выстрелил в упор. Солдат запрокинулся и упал. Он дернулся раз, другой и затих. Все глядели на него, только Аким рассматривал свою потрогавшую прострелянный бок окровавленную руку.
Марк Иванович оторвал взгляд от солдатика, перевел глаза на каждого по очереди- как сфотографировал -и, повернувшись к ним спиной, сначала зашагал быстро, потом побежал суетливо и неумело, спиной ожидая выстрела.
— Тикать надо, — сказал дядя Митяй.
— А я? — поинтересовался сидящий на камне Аким.
Егор и Вася подхватили ею под руки и натужно поволокли. Дядя Митяй пошел за ними .Миша почесал затылок и сказал невесело:
— Наделали дедов.
Посреди деревенской улицы лежал только что застреленный солдат, и кровь его подтекала под граммофон, который стоял рядом.
* * *
Уже темнело, когда дядя Митяй осторожно стучал плохо согнутым пальцем в окошко небогатой избы. Стучал негромко, но въедливо. Белым пятном возникло в стекле невнятное старушечье личико.
— Тетка Дарья, Ефимовну позови, — потребовал Митяй. Старуха за стеклом весело покивала головой — соглашалась позвать.
Учительница Анна Ефимовна ступила на крыльцо, как в класс: строгая, подобранная, чисто одетая.
— Здравствуйте, Дмитрий Алексеевич.
— Слыхала, Ефимовна, что случилось у нас? — не здороваясь, спросил дядя Митяй.
— Человека убили.
— Двух. Аким помирает. Отец Павел у него.
— Ко мне зачем пожаловали? Я не врач, не священник тем более.
— С комиссаром твоим поговорить нам надо.
— С каким еще комиссаром?
— Который у тебя в баньке сидит. Очень просим тебя, Ефимовна.
— Какой комиссар? Да вы что, с ума посходили?
— Побойся Бога, Ефимовна, — укорил Митяй и подсказал — напомнил, — комиссар. В левую ногу раненный. Пятый день у тебя в баньке прячется.
Анна Ефимовна всплеснула руками:
— Ну что за люди! Что за люди!
— Сведи, Ефимовна. Очень надо.
Яков Спиридонов лежал на верхней полке в одежде, потому что в баньке было холодно. И темно. И муторно от безделья. Яков лежал на спине, смотрел в потолок и развлекал себя песней:
Брали русские бригады
Галицийские поля.
И досталось мне в награду
Два кленовых костыля.
В дверь поскреблись. Слабо хромая, Яков добрался до двери, снял тяжелый деревянный брусок, строго сказал:
—Входи.
Вернулся в парную, на нижний полок сел хозяином. Анна тяжело дышала и молчала. Наконец, с трудом оторвав руки от груди, безнадежно доложила:
—Яков, к вам крестьяне.
Ом повел веселым глазом.
— Проси.
— Откуда узнали, откуда узнали? Представить себе не могу!
— Так ведь деревня, Аня. Зови этих обормотов.
Вошли трое: дядя Митяй, Миша и Егор.