Наконец громко заиграл гимн Панема, на экранах, установленных на площади накануне, появился золотистый герб, а следом — история Голодных игр. Череда похожих друг на друга кадров жестоких убийств. Когда фильм закончился под неловкие аплодисменты больше со стороны самых младших, на возвышении рядом с Победителями появился полноватый мужчина. Разодетый в странный белый с лиловой окантовкой костюм, который едва было видно из-за обилия отделки из бисера и кружев, он щеголял мертвенно бледным лицом, на котором яркими пятнами выделялись подведенные ядовито-зелеными тенями глаза и насыщенно красные волосы.
— Жители Седьмого дистрикта! Я приветствую вас на Жатве, на которой мы узнаем имена наших новых героев — трибутов пятьдесят третьих Голодных игр! — картинно откашлявшись, с преувеличенной радостью воскликнул он. — Верьте в себя! Надейтесь! Стремитесь! И пусть удача всегда будет с вами!
Девиз игр, прозвучавший в конце его приветствия, прозвучал вовсе не так воодушевляюще, как капитолиец наверняка представлял, но его растерянность быстро исчезла с лица, сменившись широкой, практически клоунской улыбкой.
— Дамы, как всегда, вперед!
Он подошел к левой чаше, картинно медленно протянул руку, замер на доли мгновения, а затем все-таки выбрал один из обрывков бумаги. Все затаили дыхание. Капитолиец долго, мучительно долго разворачивал сверток, а развернув, довольно улыбнулся:
— И первым трибутом Седьмого дистрикта становится… Люси Трейн!
Взгляд Алека невольно метнулся к голубоглазой блондинке — однокласснице Изабель, которая, явно ошеломленная тем, что выпало ее имя, несколько замешкалась, прежде чем направиться к постаменту, где встала слева от капитолийца, решившего ее судьбу.
— А теперь мальчики! — восторженно, будто ребенок, дорвавшийся до сладостей, воскликнул тот, тут же направившись к правой чаше.
Здесь он, не долго раздумывая, ухватил сверток из самого центра, и быстро развернул, но вдруг замер с распахнутым ртом, вглядываясь в написанное.
— Вот это да. Итак, второй трибут Седьмого дистрикта… Максвелл Лайтвуд!
Над площадью повисла тишина. Краем глаза Алек заметил, как резко побледнела и начала медленно сползать на пол мать, а отец, с широко распахнутыми то ли от удивления, то ли от ужаса глазами, едва успел подхватить ее.
— Есть доброволец! — раздался громкий уверенный голос.
Лишь когда лица всех, буквально всех на площади обратились к нему, а его собственное лицо вдруг появилось на экранах, Алек понял, что это сказал он.
***
Капитолий сверкал, блестел и горел всеми цветами радуги. На столицу давно опустилась ночь, но то тут то там то и дело раздавался грохот очередного фейерверка, а толпы, буквально толпы людей высыпали на улицы.
Алек отстраненно наблюдал за этой вакханалией с балкона. Последние несколько дней слились в калейдоскоп ярких, будто пятна масляной краски, событий, и сейчас, в редкую минутку покоя, у него наконец-то появилась возможность собраться с мыслями.
Он плохо помнил конец Жатвы. Объявление Флором — как оказалось, именно так звали их сопровождающего — его и Люси трибутами, гомон толпы, а потом Алек очнулся уже в одиночестве в пустой комнате, предназначенной для свиданий перед отправкой трибутов. Не успел он осмотреться, внутрь влетел Макс, который тут же повис у него на шее, сбивчиво что-то тараторя, прося прощения и то и дело хлюпая носом, в попытке скрыть слезы, уже затопившие глаза. Следом, мягко ступая по пышному ковру, вошла Изабель, практически бесшумно прикрыв за собой дверь.
— Родителей не пустили, — ответила на так и не заданный вопрос она, подходя ближе, чтобы притянуть братьев в объятья.
Алек прикрыл глаза, жадно вдыхая аромат духов сестры. От Изабель пахло сосной и малиной. Ему всегда было интересно, где сестра добывала эти духи в Седьмом дистрикте, в котором любой предмет роскоши, сделанный не из дерева, был на вес золота.
— Постарайся выжить, братишка, — так же спокойно попросила Изабель минутой спустя, когда пара миротворцев приказала им уйти.
Не успел он перевести дух, дверь снова распахнулась, но на пороге показались не родители, которых Алек все еще ждал.
— Это подстава, Алек, — вместо приветствия заявила белокурая девушка.
— Лидия? — удивился он. — Что ты делаешь?
— Нет, что ты делаешь! — возмущенно ткнула в него пальцем девушка. — У нас план! Свадьба, твой пост в Доме Правосудия, мое избрание мэром… А ты все уничтожил, вызвавшись добровольцем на проклятые игры!
Тут в яростном тоне Лидии послышались хорошо знакомые Алеку, тщательно сдерживаемые слезы, и он недолго думая, притянул свою, уже наверняка бывшую, невесту ближе, позволяя той тихо всплакнуть в его рубашку.
— Ты станешь мэром и без меня, Лидия, — с легким укором заметил Алек.
— Чего это будет мне стоит? — пробурчала та. — Может, я проклята, Алек? Сначала Джон, теперь ты?..
— Не думай об этом, — одернул ее Алек, как делал всегда, стоило Лидии вспомнить о первом муже, погибшем на играх, спустя два месяца после их ранней даже по меркам дистрикта свадьбы.