Поименованные паны дружно закивали головами. Потом опять глянули друг на друга и замерли, до смешного единообразно задрав подбородки.
— Вот и славно! Теперь проведите меня к батюшке.
Аделия развернулась лицом к Божидару и Добриту. Годимир словно перестал для нее существовать. Довольно странно, если учесть ее слова о руке и сердце…
— Пошли, пан… Пошли, — поманил его рыцарь в васильковой суркотте. — Ведь, поди, не знаешь, где часовня, не знаешь? Оружие-то отдай…
Ах, да! Молодой человек едва не забыл, что перед посвящением в рыцари меч, корд и прочее рубяще-колющее оружие положено отдавать. Не к лицу являться перед образами Господними, обвешанным железяками, предназначенными для отнятия жизни.
Годимир отстегнул ножны с мечом, с почтительным полупоклоном передал их пану Конская Голова. Далее последовал корд. Он оказался в руках пана Стойгнева.
— Вот! Другое дело, другое. Теперь за мной. За мной.
Уже покидая залу, словинец обернулся. Аделии не было. Очевидно, они с Добритом и Божидаром ушли раньше.
«И не попрощалась!» — подумал Годимир, и вдруг ему в голову будто постучался кто: «А как же с письмом — весточкой, как сказал Сыдор, — которую главарь разбойников намеревался пану Божидару передать? И что может связывать двух настолько разных людей? Знает ли ответ королевна? Или все ее слова и действия как раз и направлены на исполнение великой идеи — короля всего Заречья? А что же тогда будет с ним, Годимиром из Чечевичей? Он, в конце концов, странствующий рыцарь, а не игрушка в руках интриганов!»
— Пришли, пан Косой Крест! — Локоть пана Тишило чувствительно ткнулся ему в ребра. Хорошо, хоть с другой стороны, не там, где перелом. — Ты что, заснул на ходу?
— Задумался, — честно, как на исповеди, ответил драконоборец.
— А-а-а! — протянул пан Конская Голова. — Это, конечно, оправдание. Ничего, думай, думай… Перед посвящением полезно. Только в мое время молодые рыцари мало думали, зато за меч хватались, когда надо.
— Еще бы! — сквозь зубы выплюнул пан Стойгнев, как бы ни к кому не обращаясь. — Что еще с полещуков диких взять?
Тишило нахмурился и засопел.
— Довольно, панове, довольно, — вмешался пан Криштоф. — Входи, пан Годимир. — Он толкнул ладонью дверь — в полумраке часовни медово желтели резные лики Господа, отражая огоньки четырех свечей, установленных по углам престола. Пахло растопленным воском и ладаном.
Молодой человек сотворил знамение и вошел.
— Ну, пан Годимир, до утра, — проговорил ему в спину Криштоф. — Молись, думай о жизни… о жизни. И о рыцарском долге, само собой… — И совсем тихонько добавил, чтоб не расслышали отошедшие довольно далеко от порога поручители. — Ты не переживай, если что не заладится. Не переживай. Аделия, конечно, панна напористая и с норовом, но король Доброжир, когда упрется… когда упрется, тоже крепко стоит. Не сковырнуть. Что меж ними выйдет кроме криков, споров и слез, я, признаться, не знаю. Не знаю. Ну, все. До утра, пан Годимир из Чечевичей.
Дверь захлопнулась, отрезая словинца от суетных событий сегодняшнего дня, коридоров замка, интригующих и злоумышляющих людей. От всего того, что называют светской жизнью. Остались лишь тишина, слабое мерцание огоньков, потрескивание фитиля.
Годимир подошел к алтарю и опустился на колени перед престолом.
На искусно вышитом антиминосе [38]воздевал очи горе принимающий смерть на колу Господь, Пресветлый и Всеблагой. Черные фигурки проклятых басурман, истязающих основателя Веры, теснились по краю платка.
Следовало бы успокоиться, отрешиться от бремени всего земного, прочитать несколько молитв. Лучше всего, «Славься, Господи, в веках» или «Благодарственную». Да каждую раз десять. Но в голову почему-то лезли совсем не благочестивые мысли. Слишком много вопросов накопилось в последнее время, а ответов на них нет и не предвидится в ближайшем будущем.
Плохо это. Грех.
Когда ты, пан Годимир, странствующий рыцарь из Чечевичей, последний раз молился? А причащался? А исповедовался?
То-то же…
Молодой человек осторожно, словно пойманную птичку, взял напрестольные «Деяния Господа». Раскрыл на первой попавшейся странице. Нужно, просто необходимо настроить себя на праведный лад. А поразмышлять о жизни, о друзьях и врагах, о любви и ненависти он успеет. До рассвета еще очень долго.
— И тогда преисполнилась земля грехом, — прочитал он шепотом. — И брат вцепился в горло брату, а сыновья направили оружие против отцов. И вышли реки из берегов от пролитой крови. И взглянул Господь, восседающий на горнем престоле, на дело рук человеческих и преисполнился жалости и сострадания…
В дверь тихонько постучали.
Годимир вздрогнул. Кто бы это мог быть?
Пан Криштоф забыл дать еще одно напутствие?
Аделия решила повидаться с будущим женихом? Словинец даже не удивился, как обыденно он представил себя нареченным королевны. Еще месяц-другой назад он бы так не смог. Но жизнь — учитель быстрый и надежный. Втемяшивает новые истины так, что после топором не вырубить…