Победитель драконов. Дилогия (СИ)

Земли первого королевства лежали на юге от Заречья — по ту сторону Запретных гор. Загоряне не раз и не два пытались расширить свои владения. То ввязывались в войны с басурманами, посягая на часть степей от истоков Усожи до впадения в нее Друти, то, напротив, заключали союз с кочевниками и норовили посягнуть на земли Бытковского воеводства. Иногда им даже сопутствовал успех. Но не надолго. И главный просчет загорян состоял не в попытке потягаться с сильным Хоробровским королевством, славным рыцарями и крепостями, а в постоянных столкновениях с кочевниками-басурманами. Хитрые и вероломные степняки не только за свои пастбища стояли насмерть, но постоянно на чужие ходили в разбойничьи походы. Мира между кочевниками и загорянами никогда не было, как не было мира между степняками и словинцами. Как в собачьей своре, где нет вожака, а грызут того, кто послабее или попросту зазевался. Вот и получалось — только загорские отряды углубятся за Усожу, нацелят железный клин рыцарства в сторону Быткова или Брожей, как вчерашние союзники ударяют в спину, отсекают обозы, перерезают пути сообщения с тылом. Лет за пять до рождения Годимира так бесславно погибла большая армия загорян — сотен пять одних лишь рыцарей, не считая дружинников и челяди. Оказавшись зажатыми между войском хоробровского короля и ордами немытых басурман, они предпочли погибнуть, пробиваясь на юг до последнего. На той войне, к слову сказать, и познакомились пан Ладибор, герба Косой Крест, и пан Стойгнев, герба Ланцюг.

С севера же спокойствию края, к счастью тоже из-за гор (на сей раз из-за Пологих гор), угрожал церковно-рыцарский Орден Длани Господней, окончательно сложившийся со всей иерархией, законами и уставами лет сто тому назад. Вначале орденские рыцари исправно платили десятину великому герцогу Крейцберга, одновременно обустраиваясь на вестландских землях. Но постепенно усилилось влияние великого магистра и комтуров ^[40]ордена и на остландцев вплоть до устья Бейды, где раскинулся самый богатый торговый город Мариенберг. Лет через двадцать-тридцать верховенство гроссмейстера над великим герцогом, а комтуров — над баронами признали и норландцы, жители северного побережья. Власть сосредоточилась в руках рыцарей Ордена Длани Господней. Многие утверждали, что не так уж и плохо управляют подчиненными землями святоши. Мол, и кметям живется не так голодно и холодно, как у словинцев или полещуков, и с верой таких послаблений не допускают, как в Поморье, где иконоборческая ересь начала завладевать умами не одних лишь мещан, но и людей благородной крови. А с разделенным на куски, как лоскутное одеяло, Заречьем и вовсе сравнивать нечего. И войско у рыцарей Ордена крепкое да обученное, без излишней вольницы. Поговаривали, что если, де, захочет великий магистр захватить южных соседей, то за одно лето управится. Но пока Господь миловал. То ли орденская верхушка не накопила достаточно сил, то ли других забот хватало. Хотя диктовать свою волю купечеству из Белян и Костравы пытались.

Вот пан Тишило, не понаслышке знакомый с разными государствами и разными народами, и недоумевал: что общего может быть у уроженца Мариенберга с Загорьем? Зачем это Олешеку надо — письма какие-то возить, добрым именем шпильмана рисковать?

Годимир в ответ на вопросы полещука только плечами пожимал. Откуда ему знать? Сам знаком с музыкантом всего-ничего. Правда, за это время он показал себя достойным спутником и хорошим товарищем. Но об этом же смешно говорить даже королю Доброжиру либо каштеляну Божидару. Если человек хороший, это еще не значит, что не может на чужое королевство работать.

Так ни до чего и не договорились. Зато пан Конская Голова пообещал Годимиру одолжить полный доспех для Господнего суда, который, по обычаям все времен и земель, представлял собой поединок. Мол, Господь на правду выведет, не даст неправому победы. Годимир бодрился, но особой уверенности в своих силах не ощущал. Точнее, в силах он был уверен, а вот в удаче… Ой, и капризная девка эта удача! Так и норовит язык показать и скрыться куда-нибудь. В особенности, когда на нее уповают. Это сегодня ему вроде как повезло — король принял мудрое и справедливое решение. А что будет завтра? Того и гляди: конь споткнется, приструга лопнет, целое с виду копье треснет ровно посередине…

Ничего не придумав, пошли к Божидару. Тишило сказал, что сам будет говорить об Олешеке, как о старом знакомом. Может и поручиться.

Подивившись в душе простоте и прямоте полещука, Годимир уныло поплелся за ним, все еще таская цистру под мышкой. Сам-то он корил себя за то, что не смог бы вот так, как в омут головой, броситься на защиту друга. Нет, друга, конечно, мог бы. Вот следует ли шпильмана считать другом? И тут же словинцу захотелось в глаз себе двинуть от злости. Как это не друг? А кто отливал его водой на тракте? Мог бы и бросить. Очень даже запросто. И ищи-свищи потом того шпильмана… Захочешь примерно наказать — и не сумеешь. Заречье большое, замков много, домов корчемных еще больше.