Победитель, или В плену любви

— Но остаться здесь ты не можешь, сам пойми.

Александр ничего не ответил, только лицо его напряглось и блеснули глаза.

Харви смотрел на брата со странной смесью недоумения и понимания. Тот мальчишка Александр, которого он когда-то знал, был симпатичной заморской штучкой и не заслуживал большего, чем небрежная нежность. Теперешний Александр, в пору возмужания, оказался совершенно иным. То немногое, что мог пока разглядеть в нем, подсказывало, что впереди предстоят большие усилия. Решительный, упрямый и опрометчивый до безрассудства — такие черты могли привести человека к вершинам, но и могли бросить на край пропасти.

Полог шатра откинулся еще больше, впуская волну влажного воздуха. Харви оглянулся, мысленно допуская, что Элис возвратилась, чтобы предпринять очередное нападение на его кошелек, но увидел двух гостей сразу, и не тех, которых можно отшить, как лагерную потаскушку. Это были жена и дочь Арнауда де Серизэ, рыцаря, который взял на себя заботу о коне Александра.

— Леди Клеменс! — произнес Харви с легким трепетом.

— Арнауд сказал, что ваш брат прибыл искать помощи, и что он очень измучен, — сказала Клеменс де Серизэ. — Я принесла немного горячей похлебки из нашего котла и полагаю, вы захотите, чтобы я осмотрела юношу.

Голос ее, приученный обычаями властного семейства, был ровным и ясным. Ростом леди Клеменс едва доходила Харви до подмышек, но в ней ощущались сила и властность, способные подчинить самого могучего рыцаря.

Ее четырнадцатилетняя дочь Манди была на полголовы выше матери, стройная девушка с отчетливо проступающими сквозь платье женственными округлостями. Толстая бронзово-каштановая коса спускалась до талии; взгляд теплых серых глаз из-под красиво очерченных бровей был ясен и светел. В руках девушка держала деревянный, завернутый в чистое полотно, котелок с супом.

В животе у Харви заурчало, когда сытный запах защекотал ноздри.

— Как вам будет благоугодно, — сказал он, указывая на брата, лежащего на соломенном ложе. Разве этим дамам откажешь?

Женщины принялись за дело; Манди изящно опустилась на колени у ложа, а леди Клеменс ловко использовала запасной щит Харви для того, чтобы Александр мог приподняться. Ощущая себя изгоем в собственном шатре, Харви без толку слонялся из угла в угол.

— Вам следует знать, — сообщила Клеменс, искоса взглянув на него, — что Элис ушла с Осгаром. Полагаю, ничего меньшего вы и не ожидали.

Харви пожал плечами, изображая безразличие, и бросил:

— Так или иначе, но у меня теперь нет больше своего ложа.

Клеменс, издала смешок, который можно было расценить и как порицание. А дочь принялась кормить Александра, чьи руки слишком сильно дрожали, чтобы управиться с ложкой.

С каждым глотком горячего наваристого супа бледность сходила с лица Александра, сменяясь легким румянцем. Вскоре он сказал девушке:

— Спасибо. Последний раз я ел три дня назад — и это была заплесневелая корка и немного прогорклой каши.

Харви фыркнул:

— А ты что думаешь, что здесь разживешься чем-то получше? — Но тут же был наказан жестким взглядом синих глаз леди Клеменс.

— Спаси вас Боже, Харви де Монруа, я надеюсь, что никому из нас никогда не понадобится воззвать к вашему милосердию. Неужели вы не позаботитесь о собственном брате?

— Еще и как забочусь, — вскричал Харви, запуская пятерню в волосы, — и потому хочу, чтобы он отправился от меня подальше. Он сбежал, не желая принять тонзуру. Но что можно найти в нашем земном мире турниров? И как, ради Бога, я смогу его поддержать?

Язычок леди Клеменс разил почище меча:

— Вы не жалеете серебра на лишний галлон сидра и распустеху вроде Элис, так неужели не сможете содержать молодого человека — по крайней мере до тех пор, пока он достаточно окрепнет, чтобы перебраться в место получше?

— Я его звал? Разыскал меня, как бездомный щенок…

— Звал или нет — неважно. Важно, что он здесь, и вы ответственны за его жизнь.

Тем временем Александр откинулся на щит и закрыл глаза. Девушка приложила ладонь к его лбу и сказала:

— Мама, он уснул.

Ее слова доносились до Александра как сквозь туман, более густой, чем изморось над лагерем. Запахи высушенной лаванды и древесного дымка как привидения проплывали в его угасающем сознании. Еще одна рука, с кожей чуть погрубее, коснулась его бровей и лба, затем шеи, и далекий голос сказал: «У него лихорадка. Хорошенько укутайте его».

Щит вытащили из-под спины, и юноша вытянулся на подстилке. Одеяло, еще одеяло; их сальный шерстяной запах раздражает ноздри…

Укрытый до бровей, Александр слушал, как разговаривают в шатре — так, будто он и не присутствует. Но ничего такого, чего бы он не знал сам, он не услышал. Да, у него вши и от него воняет; да, рубцы на запястьях оставлены путами; да, он убежал от размеренной жизни монастыря в Кранвелле и сам избрал опасности большой дороги…

Горели рубцы на спине, около лопаток, оставленные плетью. О, если бы монахи научили его молитве забвения…