Победитель, или В плену любви

Манди хихикнула снова и подтолкнула его руку, которая коснулась как будто случайно округлости ее груди. Она чувствовала жар и головокружение.

— Ты… Ты только говоришь это.

— Нет, это правда, я клянусь в этом на моем сердце. Почувствуй. — И, взяв ее руки, он положил их на свою грудь.

Она чувствовала сильное, но быстрое биение под руками. Затем по ее рукам протекло влажное тепло ласки — он поднял их от своей груди, приблизил к губам и касался кончика каждого пальца кончиком своего языка.

Манди дрожала и задыхалась, но она не выдергивала свою руку и не пробовала подняться с пола. Ее тело приветствовало его давление, а место между ее ногами стало чувствительным и словно раскаленным.

Рациональная часть ее ума говорила об опасности, о том, что она должна спасаться, пока не поздно, но она отвергала это с тем же самым нетерпением, с каким сбросила свой очеломник. В их игре не было никакого зла. Она могла остановиться в любое время, если бы захотела.

Он погладил ее волосы снова, по-видимому, очарованный их роскошью.

— Ты скрываешь золото здесь, — он произносил невнятно, наматывая локон на ладонь, — и бронзу и янтарь. Богатство превыше богатств королей. О Боже, Харви обезумел, если смеет даже думать о…

Он прервался, пряча свое лицо в ароматной мягкости ее локонов.

— Харви обезумел, если смеет даже думать о чем?

— Ни о чем, — пробормотал он. — Ни о чем, что имело бы смысл.

Она открыла рот, чтобы настоять, но он закрыл ее губы своими, крадя ее дыхание и вместе с ним ее разум.

Поцелуй, долгий и медленный, ясно продемонстрировал, как многому научился Александр со времени того первого неуклюжего объятия в крепостном дворе Лаву. Его руки ласкали с определенным, уверенным намерением. Даже больше чем наполовину нетрезвый, он знал, куда положить их и как сильно нажать, чтобы вызвать ответную негу.

Когда поцелуй закончился, Манди попробовала восстановить сбитое дыхание, чувствуя, как будто не только плоть, но и кости тают в истоме, но он не дал ей никакого времени, его губы ласкали и ласкали, в то время как он мягко откреплял брошку на ее платье.

Было самое время остановиться, оттолкнуть его, но то, что знал разум, тело жестко отвергало, стремясь к близости с Александром. Вино пело в ее голове, мир заволакивался дымкой, и ощущения, которые вызывал Александр, были просто восхитительны. И когда он задирал юбки и откреплял набедренную повязку, она нетерпеливо раздвинула бедра и подняла их так, чтобы он легко мог стянуть это с нее.

Он гладил место между ее бедрами, пока она не застонала, и когда стон изменил звук и застрял в ее горле, он вошел в нее и пресек ее голос другим поцелуем, который приплывал и отступал в ритме с движением его тела.

Его дыхание становилось все отрывистее, он дрожал от усиливающегося желания, и его плоть в ней становилась тверже и словно бы раздувалась.

Манди оторвала губы от его рта и прокричала через сжатые зубы. Ее ногти царапали влажную льняную рубашку Александра и впивались через ткань в сильную спину, когда раз за разом тонкие ощущения пробегали дрожью через ее поясницу. Александр тяжело дышал ей в ухо и с заключительным, мощным выпадом направил себя к экстазу завершения.

Он перевернулся, чтобы не упасть на нее, его дыхание рвалось из горла, его глаза уже закрывались после физического выплеска, в котором соединялись вино, вожделение и удовлетворенная страсть.

Голова Манди продолжала кружиться. Место между ее бедрами горело и пульсировало. Она закрыла глаза и почувствовала себя лучше. Чувство утомления и сон стали окутывать ее, но ей было неудобно.

— Утром, — пробормотал Александр. — Поговорим утром.

— Мне холодно, обними меня.

Он повернулся и сжал ее в своих объятиях. Она чувствовала вино в его дыхании.

— В постели теплее, — пробормотал он.

Вместе они поползли под покрывала ложа, которое когда-то принадлежало ее родителям. Александр приглаживал ее волосы, погладил ее руку и начал храпеть.

Манди плотно прижалась к нему и через миг тоже уснула.

В холоде рассвета Манди пробудилась, дрожащая и одинокая, и немедленно почувствовала несколько неприятных ощущений. Сильно болели глаза, тошнило, и между бедрами чувствовалась унылая, влажная пульсация. Она тихо застонала и перевернулась, желая куда-нибудь исчезнуть.

Покрывало мягко тянулось по ее плечам, передавая теплоту, и на мгновение, растерянная, она подумала о своей матери. Но видение белой тонкой материнской руки было стремительно вытеснено видом длинного указательного пальца на загорелой руке с коротко подстриженными ногтями, и она сжала свои веки в страхе, но было слишком поздно. Другие, отвратительные образы переполнили ее внутренний взор: пальцы на местах гораздо более интимных, чем плечо, — поглаживание, игра на ее плоти подобно музыканту на арфе, пульсация между бедрами, пока она не познала одно только желание и сладость боли.

— Манди? — Голос Александра был встревоженный и мягкий.