Деревенские жители наблюдали за странником со своих порогов, но прятали глаза, когда он пересекал их путь, или отступали в свое жилье. Он видел, как подобные взгляды бросали прежде в городах и деревнях Нормандии и Пуату, куда они ездили с Харви. Признавали благородный ранг и проклинали за спиной.
Вход в нижний двор был защищен частоколом из бревен, по флангам — две деревянные башни. Стражник появился из нижней части одной из них, чтобы окликнуть Александра; его замерзшая красная рука покоилась на древке копья.
— Остановитесь и укажите, какова ваша цель, — объявил он угрюмо. Большая капля висела на кончике его красного носа.
Натянув повод, Александр был любезен, но без особых манер. Он знал из прежнего опыта, какой неблагодарной могла быть охрана.
— Я ищу место для ночлега и встречи с лордом Стаффордом, если он в резиденции.
— Если вы по поводу службы, то ему никто не нужен, — прорычал охранник. — Здесь предостаточно нищих рыцарей, нюхающих его ворота в надежде получить жилье на зиму.
— Я выгляжу нищим? — Александр вытянул руку, чтобы показать беличью подкладку своего синего плаща — приобретение после поединка под Солсбери. Он расширил свой жест, чтобы включать и лошадей. — Я держу путь к своему брату, владельцу Вутон Монруа, но я не успею туда до полуночи, да и снег пошел сильнее.
Охранник нахмурился и с громким сопением неохотно уступил дорогу. Его покрасневший кулак сжимался и разжимался на древке копья.
— Вы не получите никакого удовольствия от встречи с лордом Томасом, — предупредил он.
— Меня об этом предупреждали.
Александр направил Самсона в нижний двор, занятый массой сараев и конюшен, ветхим жильем, загонами для скота и строениями для слуг.
Хотя манеры Александра, продемонстрированные стражнику, выказывали самоуверенность, на самом деле его уверенность была далека от твердой. Он собирался встретиться с Томасом Фитц-Парнеллом, и встретиться во что бы то ни стало, но он не искал столкновения. Что он собирался говорить старому человеку? «Ищу вашу внучку Манди, которую я обесчестил?» Нечего удивляться, что Томас Стаффорд не имел расположения к странствующим рыцарям. Один увез его дочь, другой развратил его внучку. Александр знал, что, скорее всего, его вышвырнут в снежную ночь и оставят наедине с холодом и волками.
То, что он собирался сказать Манди, будь она здесь, вызвало в его мозгу опустошенность и панику. И все же, если она не у своего деда, следовало смириться с мыслью, что она могла бы лежать мертвой в какой-нибудь канаве, и что в этом виноват он.
Поставив своих лошадей в конюшню, он заплатил молодому конюху, чтобы тот позаботился о них, и проделал путь через внутренний двор замка к залу лорда, на аудиенцию. Его окликнули снова, на сей раз с осторожным уважением, и через мгновение снежный холод января сменился на духоту большого зала лорда Стаффорда.
Зал не был такого размера, как главный зал в крепости Лаву, но заметно превосходил зал его семейства в Вутон Монруа. Деревянные стены украшены ткаными драпировками, знаменами и оружием вместе с довольно жутким сочетанием волчьих черепов и шкур самого разного вида, — от полностью взрослых до маленьких щенков. Расцветка их шкур разнилась от ржаво-серебристого до соболино-черного.
Слои дыма плавали в воздухе, лениво просачиваясь через отверстия над очагом в центре зала. Стены были частично закрыты антресолями, которые были заняты служащими замка и слугами, ужинавшими тушеной свиной солониной и темным хлебом. Самые непритязательные домочадцы усаживались на сквозняке у двери, там, где обслуживали в последнюю очередь, но последним можно было уходить, когда трапеза окончена. Высокий стол, предназначенный для лорда и его семейства, был расположен на поднятой деревянной платформе в дальнем конце зала; их комфорт увеличивался жаровнями древесного угля. Беглый взгляд показал Александру, что в этой компании была только одна женщина, и это была не Манди.
Исполненный в равной степени облегчением и беспокойством, он едва обратил внимание на слугу, который провел его вдоль зала к месту среди рыцарей и вассалов, сразу перед возвышением. Место было выделено и для него, и перед ним поставили блюдо с хлебом. Он обменялся обычными шутками со своими непосредственными соседями, сообщая им, кто он и где он бывал, но не сказал о другой причине, побудившей находиться среди них сегодня вечером.
Между вежливой беседой и набиванием рта тушеной свиной солониной, которая оказалась на вкус в десять раз лучше, чем на вид, он оглядел группу на возвышении. В центре его стояло украшенное замысловатой резьбой кресло с высокой спинкой, которое занимал крепкий мужчина позднего среднего возраста. Томас Стаффорд имел крупные, грубые черты. Его когда-то белокурые волосы стали теперь грязно-желтыми — знак приближающейся старости, но все еще густые, нависающие над бровями, подобно львиной гриве. Тонкие губы прикрывали сильные челюсти, в настоящее время занятые пережевыванием пищи с тщательностью, которая не позволяла беседовать.