Внезапно она почувствовала, что кто-то обнимает ее.
— Это моя невеста, — поддерживая ее, сказал Ерет.
Девушка вздрогнула и вырвалась из его объятий, снова обретая дар речи.
— Неправда, — закричала она, — неправда!
Изложив на груди руки, она заговорила быстро, как бы стараясь оправдаться от тяжкого обвинения:
— Ты не слушай его, господин, потому что это неправда! Может быть… когда-то… действительно… но теперь…
Она замолчала.
— Теперь? — спросил Марек, удивленный всей этой сценой.
— Теперь, — ответила она, невольно понижая дрожащий голос, — теперь только ты один господин мой, Победитель, с далекой звезды пришедший, чье имя пусть будет благословенным во веки веков!
Говоря это, она опустилась на колени и коснулась лбом его ног, рассыпая на них сверкающее золото своих волос.
Тем временем шум вокруг них усиливался, стали раздаваться громкие крики. Марек, который собирался что-то сказать стоящей перед ним на коленях девушке, поднял голову и посмотрел вокруг вопросительным взглядом, не в состоянии из отдельных слов и выкриков понять, о чем идет речь.
— Господин! — выступил вперед Элем. — Народ требует смерти Ихезаль, внучки Малахуды…
Марек почувствовал, что девушка, охваченная внезапным испугом, прижалась к его коленям.
— Что? — спросил он. — В чем она провинилась?
Никто не отвечал. Наступила тишина, но лица всех присутствующих молча и угрожающе были обращены на золотоволосую девушку, в глазах их читалась безжалостность. Марек посмотрел на Ерета, который был родственником первосвященника и минуту назад сам назвался ее женихом. Молодой воин стоял нахмурившись, и кусал губы, но ни словом не выразил своего протеста.
— Она должна умереть, — наконец заявил Элем.
— Должна умереть! — закричали сразу со всех сторон.
— Что вы хотите от нее? В чем она провинилась? — повторил Марек, положив ладонь на ее золотые волосы.
— Ни в чем не провинилась, — сказал Элем, — но должна умереть. Она была наедине с шерном, — он показал на Авия, — поэтому должна умереть.
— Но это она его поймала! — вскричал Марек.
— Да, но делая это, она была здесь наедине с ним, и поэтому должна умереть, закопанная в песке. Таков закон.
— Таков закон! Она должна умереть! — послышалось отовсюду.
Победитель вспыхнул от гнева.
— Плевать мне на ваши законы! Я здесь устанавливаю законы, если вы признали меня вашим господином! Она будет жить, потому что я хочу этого!
Элем согнулся в поклоне.
— Ты можешь все, Победитель, но ты сам не захочешь того, чего мы не хотим, чтобы от нашей плоти рождались дети шернам!
Ихезаль сорвалась с места.
— Я чиста! — крикнула она с горящими глазами, повернувшись к толпе лицом. — Слышите, я чиста! Кто смеет…
Слезы сдавили ей горло и помешали говорить дальше. Она закрыла лицо и, падая вновь к ногам Марека, повторила тихим и молящим голосом:
— Я чиста… Убей меня, Победитель, но поверь, что я чиста…
Марек наклонился над плачущей девушкой и, как ребенка, взял ее на руки.
— Она находится под моей защитой, слышите! — заявил он. — Никто не посмеет прикоснуться к ней. Я беру на себя ответственность за нее!
Среди собравшихся послышался ропот, однако никто не посмел возразить. Обращаясь к Элему, Марек добавил:
— А передо мной за нее отвечаешь ты! Если с ее головы упадет хоть один волос, я прикажу тебя закопать живым в песок!
Он говорил это твердым, приказывающим тоном, к которому неожиданно привык за это короткое время, проведенное среди лунных жителей.
Элем молча поклонился.
— А с шерном что прикажешь делать, господин? — спросил он через минуту.
— Пусть пока живет. Поместите его в крепком и надежном месте. А теперь идите все отсюда и оставьте меня одного.
Площадка мгновенно опустела. Авия стащили по крутой лестнице и по приказу Элема приковали, заменив веревки цепями, в подземной сокровищнице храма, который с этих пор должен был быть местом жительства Победителя, как единственное соответствующее его росту помещение во всем городе.
На крыше остались с Мареком только Ихезаль и медлящий с уходом Ерет.
Победитель вопросительно посмотрел на него.
— Господин, — сказал юноша, — она должна была стать моей женой…
— А ты хотел ее смерти!
— Нет. Я не хотел этого. Только такой закон.
— Был.
— Тем лучше для нее, что был. Однако и сегодня ни один человек не возьмет женщину, оскверненную прикосновением шерна.
— Ты не веришь, что она чиста?
— Я хочу верить и верю, когда ты это говоришь, Победитель, спустившийся, к нашей радости, со звезд! Но если так, то я хочу попросить тебя о чем-то — я, который готов быть твоим псом и служить тебе, как ты захочешь. Не отнимай ее у меня, господин! Я люблю ее.
Марек засмеялся своим свободным, земным смехом.
— Даже ребенком я не играл в куклы! Что бы я с ней делал?
Ихезаль, до сих пор безразлично слушающая их разговор, подняла на него глаза.