Победитель. Лунная трилогия

Зачем я пишу все это? Зачем я вообще пишу? Ведь это не имеет никакого смысла. Через триста часов я умру.

Часом позже.

Возвращаюсь к своему дневнику. Я должен заняться чем-то, иначе эта мысль о неизбежной смерти сведет меня с ума. Мы ходим по автомобилю и бессмысленно улыбаемся друг другу или разговариваем о чем-то незначительном. Минуту назад Варадоль рассказал, как в Португалии приготавливают некий соус из куриной печени с каперсами. А в это время все мы, не исключая и его, думали о том, что через двести девяносто девять часов мы умрем.

Собственно, смерть не так уж страшна — почему же мы так ее боимся? Ведь…

Ах, насколько жалко выглядит это философствование о смерти! Громче всех мудрецов, предписывающих соблюдать спокойствие перед лицом смерти, говорят мои часы в кармане. Я слышу тихое тиканье и знаю, что это шаги приближающейся смерти. Она будет здесь раньше, чем закончится наступающий долгий день. Не задержится ни на минуту.

Мы все еще находились среди подковообразных скал, одеревеневшие от мороза, когда Варадоль, взглянув случайно на стрелку манометра одного из резервуаров со сжатым воздухом, издал испуганный возглас. Все мы подскочили, как наэлектризованные, глядя в том направлении, куда указывала его дрожащая рука, так как от ужаса он не мог вымолвить ни слова.

В одну минуту мне сделалось жарко: манометр не показывал внутри никакого давления. Мне пришло в голову, что, возможно, от сильного мороза воздух в резервуаре, расположенном в стене, подвергается конденсации. Я открыл кран — резервуар был пуст. То же самое было со вторым, третьим, четвертым и пятым. Только в шестом, последнем, был воздух.

Всех нас охватило безумие. Не задумываясь ни над причиной загадочного для нас опустошения резервуаров, ни над тем, что мы делаем, что следует делать, и можно ли вообще что-либо изменить, мы все сразу бросились к двигателю, не чувствуя мороза, усталости, сонливости, ничего — охваченные только одной безумной мыслью: бежать, бежать, как будто от смерти можно убежать.

Через несколько минут автомобиль был уже в движении. Выехав из пространства, окруженного скалами, мы что было сил рванулись на север среди мелких холмов, покрывающих всю западную часть. Территория была малопригодной для езды и очень неровной. Автомобиль подпрыгивал, сотрясался, поднимался вверх и падал, немилосердно подбрасывая нас, мы даже не замечали этого, охваченные тревогой и отчаянием, в безумной надежде, что нам удастся добраться до другой стороны Луны, прежде чем кончится наш скудный запас воздуха!

Что за смешная мысль! Воздуха хватит нам только на триста часов, а от лунного полюса нас отделяет по прямой линии около двух тысяч километров дороги, половина которой приходится на гористые и неприступные места!

От мороза кровь стыла у нас в жилах и дыхание перехватывало в груди, но мы, ни на что не обращая внимания, двигались вперед через горы, серебрящиеся в свете Земли, через черные котловины, через осыпи — все дальше и дальше. Даже о сне, с которым еще недавно приходилось бороться, никто уже не вспоминал.

От этой дьявольской езды, безумной и совершенно бессмысленной, нас удержала только неожиданно возникшая преграда. Двигаясь почти вслепую, мы наткнулись на расщелину, подобную Расщелине Спасения под Эратостенесом, но значительно более широкую и глубокую. Мы заметили ее, когда она была уже совсем рядом, еще немного — и наш автомобиль рухнул бы туда вместе с нами.

Автомобиль остановился, и страшная апатия внезапно охватила нас всех. Энергия отчаяния, подгоняющая нас столько часов, исчезла так же быстро, как и появилась, уступив место чувству полного бессилия. Нам сразу все стало абсолютно безразлично. Зачем мучаться и напрягать силы, когда это не имеет никакого смысла. Мы должны умереть.

Мы молча уселись около печи. Мороз стал еще сильнее, но нас это уже не заботило. Ведь смерть совершенно одинакова, что от мороза, что от удушения. Прошло довольно много времени. И мы бы несомненно умерли, если бы не Вудбелл, который первым пришел в себя и стал убеждать нас серьезно обдумать наше положение.

— Давайте искать выход, возможность спасения, — говорил он, — даже если мы его не найдем, то по крайней мере займемся чем-то, что отвлечет наши мысли от смерти.

Совет действительно был хороший, но мы так устали и озябли, что восприняли его совершенно безразлично, даже не ответив на предложение Томаша.

Помню, что я смотрел на него и видел, что он говорит что-то еще, но ни слова не понимал из этого. Единственной мыслью, которая занимала меня в этот момент, было: как он будет выглядеть после смерти?

С упорством безумца я вглядывался в его двигающуюся челюсть и мысленно представлял ее лишенной всякой плоти, потом обнажил его череп, ребра, берцовые кости — и, глядя на человека, видел перед собой скелет, который, казалось, говорит мне со злорадной усмешкой: «Все станете такими — уже недолго осталось».