Наконец мы закончили, и Петр снова спросил ее, согласна ли она выйти замуж за одного из нас, но она, казалось, ничего не слышит. Только когда он повторил вопрос, она вздрогнула и подняла голову, как будто пробудившись ото сна. Она посмотрела на нас, а потом глухо сказала, с трудом выдавливая из себя слова:
— Я знаю, не о Томе вы заботитесь, но это все равно… Вы правы… Для Тома… ради него… я сделаю… все…
Она судорожно вздохнула и замолчала.
— Браво! — воскликнул Петр. — Это разумно! Так что ж, — добавил он, наклоняясь над ней, — которого из нас ты предпочитаешь?
Я стоял в стороне и смотрел на Марту. Она отпрянула, как бы охваченная внезапным отвращением, но взяла себя в руки в ту же минуту и посмотрела на нас. И снова, снова, уже в который раз, мне показалось, что ее взгляд на секунду остановился на мне, взгляд бедной, жалкой, молящей о спасении лани.
Вся кровь, отхлынув от сердца, ударила мне в голову.
Петр тоже, видимо, заметил ее взгляд, потому что внезапно побледнел и повернулся ко мне со страшно напряженным видом.
В эту минуту у Марты вырвался громкий, долго сдерживаемый плач. Она бросилась на землю, рыдая и отчаянно взывая:
— Томаш мой! Томаш! Дорогой мой, любимый Томаш!
Она звала умершего, как будто он мог спасти ее от живых.
Петр стал терять терпение.
— Все, больше ждать нечего, — заявил он. — Будем тянуть жребий.
Я еще пытался сопротивляться. Мне было душно и жутко. Тучи уже заволокли полнеба, над морем сверкали ослепляющие молнии. Маленький Том, видя, что мать плачет, заплакал тоже.
Я сделал шаг к Марте.
— Марта… Марта, — повторил я, коснувшись ее плеча.
— Убирайся прочь! — закричала она. — Вы противны мне оба!..
— Давай тянуть жребий, — налегал Петр.
Я обернулся. Он стоял за мной, держа в стиснутой руке два конца носового платка.
— Кто вытянет узелок, тот возьмет ее, — он кивнул головой в сторону лежащей на земле женщины.
Со мной происходило что-то страшное. В голове была удивительная ясность, я был даже спокоен, только не хватало дыхания, как будто мне на грудь навалили гору камней. Я смотрел на два угла платка, торчащих из ладони Петра, и вначале мой взгляд остановился на том, который был чуть порван в одном месте… Но потом мне вспомнилась другая сцена, на Море Имбриум, где мы так же собирались тянуть жребий — о смерти… как теперь —…о любви!
Петр терял терпение.
— Тяни! — закричал он.
Я посмотрел на него. Лицо у него судорожно скривилось, глаза настойчиво смотрели на меня. Внезапно я понял все. Если жребий вытяну я, мне придется немедленно убить этого человека, так как в противном случае он убьет меня. Невольно я сунул руку в карман, ища оружие. Но потом мне пришло в голову, что с таким же успехом жребий может достаться Петру. И что тогда? Достаточно ли у меня сил, чтобы отказаться от любимой женщины, зная, что все решил простой случай? Не взбунтуюсь ли я когда-нибудь против этого?
Капли пота выступили у меня на лбу.
Если бы я знал, что Марта предпочитает меня, что она расположена ко мне хоть чуточку больше, чем к Петру, я не стал бы тянуть жребий…
Но как же…
Ведь она же сказала минуту назад: противны оба… Оба!..
Должен ли я совершить насилие и убить этого человека… или надо смириться с судьбой?..
Я взглянул на Марту. Она уже перестала плакать и сидела теперь тихо, глядя в далекое море, как будто забыв о том, что мы находимся в нескольких шагах от нее…
Страшную, бездонную, болезненную любовь ощутил я вдруг к этой женщине.
Все это длилось едва ли одно мгновение, а потом я снова невольно сунул руку в карман и, коснувшись рукояти револьвера, сумасшедшим взглядом искал, кого я должен убить: Петра, Марту, себя или Тома, которого мы сделали невольным орудием воздействия на нее…
И, наконец, после этого неслыханного нервного напряжения для меня все стало ясным. Осталось только безразличие и… гордость. Я разжал руку, стиснутую около револьвера.
— Тяни! — сдавленным голосом сказал Петр.
— Нет! — ответил я с внезапной решительностью.
— Что?!
— Мы не будем тянуть жребий.
Он еще не мог ничего понять. Он быстро сунул руку в карман, и я услышал звук взводимого курка револьвера. Значит, и он был наготове, я не ошибся. Быстрым движением я схватил егоза обе руки. Он дернулся и обмяк в железных объятиях, в глазах застыл страх.
Я услышал испуганный крик Марты. В первый момент мне показалось, что в нем послышалось что-то похожее на радость, но потом я подумал, что, возможно, она испугалась за Петра. Я взглянул на него: он смотрел мне прямо в глаза с бессильным бешенством. Мне показалось, что он ждет смерти. Я усмехнулся и покачал головой.
— Нет! Это не то… Бери ее себе, — сказал я и отпустил его.
В первый момент Петр онемел от изумления. Он посмотрел на меня безумным взором, потом принужденно улыбнулся:
— Ты благородный человек, да, благодарю тебя… Конечно, я моложе тебя, поэтому будет правильнее… Но, — тут он понизил голос, — ты поклянешься, что никогда… никогда…
Он кивнул головой в сторону Марты.
Я посмотрел ему в глаза.
— Да, понимаю, этого не нужно… Благодарю тебя, ты… — быстро сказал он.