— Облом, — усмехнулся Дядя Веня, — я понял так, что ты теперь круче всех.
— Просто повезло. Я рассчитывал, что будет фул хауз тузовой троицей, а потом понял, что каре у вас уже есть. Мне, если честно, и второго места хватило бы, но я решил уж ради красоты игры продолжить.
Ложкарев расстегнул белый пиджак и почесал черную майку на своей груди. Потом обвел взглядом переполненный зал.
— А где все? — спросил он. — Где Качан, где Мошкин-Блошкин этот? Кто нам наше отдаст? Прошу выкатить наличманом!
К нему подошел Леня Вертеп и, наклонившись к уху, напомнил:
— Мы же предупреждали, что по украинским законам снять сразу не получится.
— По каким-таким законам? — удивился Дядя Веня. — Ты чё, по каким-то правилам живешь? Типа того, что не вор теперь — налоги платишь, улицу переходишь по светофору, руки перед едой моешь, когда жена прикажет?.. Да ты хоть пионерский галстук надень, но мое мне верни. Ты понял?
— Давайте пройдем к банкомату, — предложил Деркач, — попробуем снять, сколько получится…
Но по его лицу было заметно, что ему известно с точностью до одной гривны, сколько получится.
Тут же засуетились зрители, вспомнившие, что им тоже причитаются некоторые суммы. Толпой направились в холл, где возле стойки регистрации был установлен банкомат.
Сначала попробовали снять с карты Елагина. Банкомат выдал только сто тысяч гривен, а при повторной операции сообщил, что нет технической возможности. С картой Дяди Вени случилась та же история. Ложкарев тут же потребовал загрузить бабло в ящик, а лучше выдать ему наличманом. Пока он предъявлял свои требования, Вдова получила свои сто тысяч, потом свою карту вставила Блондинка, а следом выстраивалась очередь из взбудораженных мужчин, догадавшихся, что количество банкнот в аппарате ограничено, и всем может не хватить. Раздались голоса возмущения.
Дядя Веня наблюдал за людьми, переводя взгляд с одного на другого, и лицо его побагровело.
— Так что, каждому по сто косых, и мы разбегаемся? — спросил он Деркача.
Тот пожал плечами:
— Так я за банкомат не отвечаю.
— Тогда зови сюда Блошкина! — потребовал Ложкарев.
— Он сейчас в Киеве, как раз этим и занимается.
— Мошкин не в Киеве, а уже на небе, — заметил Петр, — или там, куда его определили. Убили его сегодня в Киеве.
— Это так? — очень негромко спросил Дядя Веня.
Владелец отеля замялся, снова пожал плечами и обернулся на экран телевизора.
— Этого я не знаю точно… — ответил он и стал выискивать глазами Вересова.
Но того уже не было в холле.
— Короче, так, — произнес Ложкарев, — я иду в домик и до утра жду свое бабло. Но только не вашими хохляцкими фантиками, а зелеными. Не будет бабла, перепишешь на меня свой готель, а еще расписку дашь на четверть всей суммы…
— Простите, но победитель здесь не вы…
— А это не выигрыш, это твоя отмазка за тупой кидняк, который вы тут провернуть хотели. А за призовое бабло перед ним отвечать будете. — Дядя Веня показал на Петра. — Если он попросит меня помочь, я и посодействую. Ведь ты попросишь?
— Как-то так, — согласился Елагин.
— Ну, тогда пойдем, подождем, когда нам лаве подгонят.
Он повернулся, и присутствующие расступились, освобождая проход на террасу, за которой были ночной пляж и море.
На крыльцо ветер приносил с моря запах водорослей, и слышно было, как шумели волны, накатывающиеся на берег.
— Тебе конкретно подфартило, — сказал Дядя Веня, — если, конечно, не прокатили меня с этим каре. Но ты вообще в курсе, что так просто отсюда не уедешь? Один дурачок на другом, правда, турнире уже пробовал это сделать. Его оставили живым, потому что я походатайствовал. И за тебя могу, если ты меня об этом попросишь.
— Я подумаю. Время ведь еще есть?
— Время тикает.
Елагин остановился и посмотрел на сверкающий огнями первый этаж, где за стеклянными дверями продолжали толпиться люди.
— Ты здесь для того, чтобы того парня прикрывать? — вспомнил Ложкарев. — Так считай, что дело свое сделал. Теперь уж пусть Коля Хромой своим сынком сам занимается. Что же касаемо лаве, то скажи, сколько нужно, и я поделюсь. Только реальную сумму назови, чтобы я не обиделся.
— Двести тысяч, — ответил Петр, — это все, что я потратил на это дело.
Ложкарев посмотрел на него с некоторым удивлением. А потом застегнул свой белый пиджак, прикрывая грудь от холодного ветра.
— Хорошо. Могу еще столько же подкинуть.
— Не надо.
— Как знаешь. Но мог бы своей девочке подарочек какой-нибудь купить. Вы вместе уедете?
— Да.
— Ну вот и славно.
Они вступили на дорожку, которую едва освещали бледные фонари.
— Не хотел говорить, — произнес Петр, — но раз уж о ней зашел разговор, скажу, что фамилия Ани — Боголюбова. Маму она свою не помнит, потому что та умерла при родах. Жили они в Судаке, со склона горы, где стоял домик, было видно море.
Елагин умолк и остановился. Потому что его спутник стоял и смотрел на темный горизонт.
— Ну да, ну да, — наконец произнес Дядя Веня. — Домик был маленький — мазанка с голубыми наличниками. Потом тетка-крыса пристроила там курятников, которые сдавала отдыхающим на лето… Ты хочешь сказать, что она моя дочка?
— Просто сказал, чтобы вы знали.