Победитель остается один

— Я точно знаю, что вы сейчас чувствуете, — произносит мужчина так, словно хочет успокоить ее. — Страх во все времена и у всех людей проявляется одинаково. Так было, когда первобытные люди встречали диких зверей, и так же происходит сейчас. Организм, защищаясь от возможной кровопотери, гонит кровь от эпидермиса вглубь — и человек бледнеет. Внутренности расслабляются и выбрасывают из себя все, не давая токсинам отравить организм. В течение нескольких первых мгновений тело отказывается повиноваться мозгу, человек впадает в ступор — так задумано природой для того, чтобы каким-то подозрительным движением он не спровоцировал хищника, не дал ему напасть на себя.

«Это какой-то кошмарный сон», — думает Оливия. Она вспоминает в этот миг о родителях, которые должны были бы торговать здесь вместе с нею, но задержались, потому что всю ночь работали в ювелирной мастерской. И о возлюбленном, которого считала мужчиной своей жизни, хоть он время от времени и обижал ее: всего несколько часов назад они предавались любви и достигли оргазма одновременно, чего не бывало уже давно. Выпив утром кофе, она вопреки обыкновению даже не стала принимать душ — настолько переполняли ее радость бытия, ликующее чувство свободы и бодрости.

Нет-нет, это невозможно… Надо успокоиться и успокоить этого маньяка:

— Ладно, будь по-вашему, я никуда не пойду. Вы скупили весь мой товар… Давайте поговорим…

Он приставляет ствол пистолета к ее боку, но так, что даже престарелые супруги, в этот миг уже поравнявшиеся с лотком, ничего не замечают. Они видят лишь, что торгующая сувенирами девушка-португалка, которая всегда старается произвести впечатление на мужчин, играя густыми бровями и одаряя их по-детски доверчивой улыбкой, сидит на своем обычном месте, а рядом с ней — очередной поклонник. Судя по одежде — богатый человек.

Оливия, словно пытаясь внушить им какую-то мысль, не сводит с них глаз. Мужчина рядом с нею весело произносит:

— Доброе утро!

Пара удаляется, ничего не ответив: супруги не привыкли вступать в беседу с незнакомыми людьми, а тем более — здороваться с уличными торговками.

— Да, поговорим, — нарушает воцарившееся молчание русский. — Ничего из того, о чем я говорил раньше, я устраивать не стану — это был всего лишь пример. Моя жена узнает, что я здесь, когда начнет получать сообщения. И делать то, что проще и очевидней всего — пытаться найти ее, я тоже не собираюсь. Мне нужно, чтобы она сама пришла ко мне.

Оливия понимает — это выход!

— Я могу передать ей все, что хотите… Скажите только, в каком она отеле.

Игорь смеется:

— В твоем возрасте люди страдают одним недостатком: считают себя умнее остального человечества. Стоит лишь отпустить тебя, как ты прямиком кинешься в полицию.

Кровь стынет в ее жилах. Неужели они целый день просидят на этой скамейке? И в любом случае он застрелит ее — ведь она знает его в лицо…

— Вы же сказали, что не будете стрелять.

— Да, сказал. И подтверждаю: не буду — в том случае, если ты будешь вести себя как взрослая и не считать меня дураком.

Он прав. А вести себя по-взрослому — значит заговорить о себе. А может быть, удастся разбудить жалость, всегда дремлющую в душе сумасшедшего? Сказать, пусть это и неправда, что и сама — в таком же положении…

Пробегавший мимо паренек в наушниках iPOD даже не дал себе труда взглянуть в их сторону.

— Я вот живу с человеком, превратившим мою жизнь в настоящий ад, а уйти от него все равно не могу, — говорит Оливия.

Глаза Игоря смотрят теперь как-то по-иному.

Оливия думает, что, кажется, нашла способ выскользнуть из этой ловушки. «Напряги ум, постарайся думать о жене этого человека! Будь правдива».

— Он не позволяет мне видеться с моими друзьями. Ревнует ко всем на свете, хотя сам изменяет направо и налево. Что я ни сделаю — все не так, все ему не нравится. Говорит, я лишена честолюбия. Отбирает даже мои ерундовые комиссионные за проданный товар.

Русский молчит, глядя на море. Тротуар между тем заполняется людьми — может быть, просто вскочить и кинуться бежать? Неужели он будет стрелять? Неужели это у него настоящий пистолет?

Она чувствует, что сейчас, когда она заговорила о своих неурядицах, он немного расслабился. Но она помнит, как он смотрел, как звучал его голос несколько минут назад, так что лучше не рисковать.

— …И все равно я не могу его бросить. Я не променяю его на самого лучшего, самого благородного, самого богатого человека на свете. Я вовсе не мазохистка и не получаю удовольствия от того, что меня постоянно унижают, — но я его люблю.

Она чувствует, как ствол пистолета снова утыкается ей в подреберье. Вероятно, сказала что-то не то…

— У меня нет ничего общего с этим твоим хахалем. — Голос русского теперь подрагивает от ненависти. — Я из кожи вон лез, чтобы получить то, чем теперь владею. Я работал как каторжный, меня сбивали с ног, но я поднимался и шел дальше. Я честно дрался, хоть иногда приходилось быть жестким и безжалостным. И всегда оставался настоящим христианином. У меня много влиятельных друзей, и я умею платить за добро добром.