Должно быть, он хотел сказать: «Будет уничтожен». Неужели это происходило и раньше, а она просто не знала, не замечала? Она выпила еще, потом еще, а Игорь тем временем вновь заговорил – человек замкнутый, он пользовался каждой возможностью излить ей душу:
– Мы с тобой говорим на одном языке. Мы смотрим на мир одинаково. Мы дополняем друг друга с такой точностью и совершенством, какие даны лишь тем, кто ставит любовь превыше всего. Повторяю: без тебя я не существую.
Погляди на окружающий нас Суперкласс, который считает себя таким значительным и в сознании своей социальной ответственности тратит огромные деньги на благотворительных базарах, устраиваемых то для сбора средств в пользу руандийских беженцев, то ради сохранения китайских панд. Для них панды и голодающие значат одно и то же, и на этих сборищах люди чувствуют себя существами высшего порядка, ибо совершают какие-то полезные поступки. Бывали ли они в бою? Нет, – они только развязывают войны, но сами не сражаются на них. Если результат достигнут, вся слава достается им. Если нет – виноваты другие. Они любят себя…
– Милый, я хочу спросить тебя…
В эту минуту на эстраду поднялся ведущий, который поблагодарил присутствующих за то, что пришли. На собранные деньги будут приобретены медикаменты для лагерей беженцев в Африке.
– А знаешь ли ты, чего он
– В таком случае зачем мы здесь?
– Нам полагается здесь быть. Это – часть моей работы. Последнее, что мне в жизни надо, – это спасать Руанду или посылать лекарства африканским беженцам, но я по крайней мере это сознаю. А остальные гости тратят свои деньги, чтобы очистить совесть и облегчить душу. Когда в Руанде вспыхнула гражданская война и начался геноцид, я набрал из своих друзей небольшой отряд, который спас более двух тысяч человек из противоборствовавших племен
– Нет, ты никогда не рассказывал…
– Не считал нужным. Ты ведь знаешь, как мало заботят меня другие…
Тем временем начался благотворительный аукцион. Выставленную первым лотом дорожную сумку от Louis Vuitton купили за сумму, десятикратно превышавшую первоначальную цену. Игорь бесстрастно взирал на происходившее, а Ева выпила еще бокал, раздумывая над тем, стоит ли задать мучающий ее вопрос.
Зазвучала музыка – это была песенка в исполнении Мэрилин Монро, – и художник на глазах у публики начал писать на холсте. Ставки росли, в десять раз превысив первоначально заявленную сумму. На эти деньги можно было купить в Москве небольшую квартиру.
Потом выставили чашку. И снова – несуразно высокая цена.
…Она так много выпила в тот вечер, что Игорь должен был нести ее в отель на руках. Но прежде чем он опустил ее на кровать, Ева наконец решилась:
– А что будет, если я тебя брошу?
– В следующий раз пей поменьше.
– Нет, а все же?
– Этого не может быть. У нас с тобой – идеальный брак.
В голове у нее просветлело, однако она понимала, что пьяному море по колено, и продолжала притворяться:
– Ну, а все же? Если это произойдет?
– Я заставлю тебя вернуться. Ты ведь знаешь – я умею добиваться своего. Или чужого… Пусть даже придется уничтожить для этого целые миры.
– А если я заведу роман с другим?
В его глазах она не увидела злости или гнева.
– Переспи хоть со всеми мужчинами на планете – моя любовь так сильна, что сумеет превозмочь и это.
С того дня их союз, казавшийся божьей благодатью, стал неуклонно превращаться в кошмар. Она оказалась замужем за маньяком, убийцей. Что это за история о том, как он финансировал отряды наемников, чтобы загасить межплеменную вражду? Скольких людей он убил, чтобы они не нарушали их супружеский покой? Разумеется, все можно объяснить – война, душевные травмы, тяжелейшие испытания, через которые ему пришлось пройти… Но разве ему одному? Отчего же другим не пришло в голову стать вершителями Божественного Правосудия, исполнителями Верховного Замысла?
– Я не ревную, – неизменно говорил ей Игорь, когда собирался куда-нибудь уехать. – Потому что ты знаешь, как я тебя люблю, а я знаю, как ты любишь меня. И не может произойти ничего, что разрушило бы нашу с тобой жизнь.
…Теперь она была более чем уверена: это – не любовь. Это наваждение, с которым она не смогла совладать и потому обречена до конца своих дней пребывать в постоянном ужасе.
Если не попробует освободиться при первом же удобном случае.