Победитель планеты (двенадцать разрезов времени)

И дневную стражу девственных лесов сменяла ночная. Тогда хищники покидали убежища. Яркий свет отгонял от них удачу. Быстроногая жизнь, с чутким обонянием, осторожная и хитрая, не подпускала к себе. Они приспособились к ночи, времени сна, когда черные, непроницаемые стены опускаются между вещами. Их широкий зрачок округлялся с заходом солнца. И лучистые потоки дня теперь ослепляли их.

Выходили кошачьи, бесшумно извиваясь в высокой траве. Мускулы, как волны, играли под их блестящей шерстью. Древесные кошки начинали осмотр ветвей. Ласки, гибкие, как змеи, обнюхивали норы. Мягко ступали барсы, пантеры, сотни виверровых. Колоссальные тигрообразные показывались на звериных тропах, и в их теле, огромном, как у быка, казалось, не было веса. Тогда жил десяток видов самых страшных хищников, каких только знала Земля. Одни имели гладкую шерсть, у других длинные волосы на хребте косматились львиной гривой. Прыжок на десять метров ничего не значил для них. И когда становилось голодно, самые сильные отваживались нападать на мастодонтов и динотериев. Они повисали на их шее, и плотоядные зубы, кинжалы, торчавшие изо рта, рвали вершковую кожу, добираясь до артерий.

Загорались фосфором глаза волков и собачьих стай.

В лунных полосах показывались силуэты высоких гиен. Они искали падали, легкой добычи. Но их зубы раздробили бы и кости быка, и бояться им было некого.

Их хохот, мяуканье кошачьих, уханье хищных птиц прорывали ночную тишину.

Вместе с ними, с шорохом сухих листьев, выползали гады.

Но лес вымирал, как пустыня, вокруг хищников. Сон дневной жизни был чуток. Тысячи трепещущих ноздрей нюхали воздух. Только громкое кваканье лягушек не прекращалось в низинах и широко лилось по деревьям.

Запахи, сладостные и отвратительные, влекущие и устрашающие, переполняли мир для этих чутких ноздрей. Запахи проносились с ветром и скоплялись в слабых углублениях следов. Шорох тише мышиного набатом ударял в вибрирующие барабанные перепонки. И тьма расступалась перед широко открытыми зрачками, словно носившими в себе источник света.

Каждое живое существо занимало раньше как бы остров в океане неведомого. Все чувства представляли в сущности немного расширенное осязание. Пространство разверзалось внезапно, выбрасывая пищу или смерть, и рушилось, как стена, за отступившими в сторону.

Теперь острова слились в материк. Нити воздуха и земли связывали их. Это был первый, еще не построенный, но открытый телефон, телеграф, которым овладела жизнь. Невероятно расширилось место, занимаемое каждым живым существом, в каждой клеточке которого теперь шла работа, поглощавшая и тратившая в тысячу раз больше энергии, чем ленивая жизнь мезозойских чудовищ.

Жертвам и убийцам приходилось сражаться несравненно острейшим оружием. Расходуя много, они много требовали. И земля однодольных и двудольных цветковых накрывала им стол гораздо сытнее и роскошнее тощей трапезы споровых. Эту пищу надо было уметь взять. И зубы пасущихся в лугах, четверной желудок жвачных, все строение травоядных, зерноядных и плотоядных сделалось самым совершенным прибором для этой цели. Травоядные передавали дары растений хищным, претворив эти дары в ткани своего тела. Так кормили всех леса и травы великой весны.

Но не только ростом, бегом, стройностью и чуткостью была отмечена эта жизнь. Чтобы владеть оружием ее борьбы, был нужен мозг. И впервые он стал в ряду средств самого яростного нападения и самой грозной и упорной защиты. Сильный должен был стать умным. Сквозь темные инстинкты прорывались первые проблески разума. Исполины цветущей земли, те, кого голод вечно гнал за добычей и бросал на других исполинов, стояли высоко по развитию мозга. Это было еще одно их отличие от чудовищных рептилий. Победители жизни самой многообразной, самой цветущей, ускользающей, как ветер, и грозящей с тысячи сторон, они превосходили, по-видимому, сметкой и хитростью современных, более слабых их потомков — млекопитающих, разреженных великим оледенением, как превосходили силой и ловкостью.

Стаи огромных волков вели сложную охоту на чутких антилоп и сторожких трехпалых лошадей, бесшумно обходя их, выставляя дозорных и пугачей, чтобы гнать добычу по ложному следу. Хищники старались не дать травоядным воспользоваться их точным знанием местности. Черепная коробка гигантских тигрообразных была широка. И динотерии с мастодонтами, как после мамонты, умели распорядиться своим хоботом как пращей и как рукой, как удав пользуется своими кольцами и как птица, строящая гнездо, своим клювом. Они знали дороги своих кочевий, и вожаки возвращались в места самых сытых и лакомых пастбищ как раз к тому времени, когда наливались соки, вырастали болотные вкусные травы, укреплялись молодые корни.