Победитель страха

— Не желаю я прятать голову в песок! — взорвался Уборщик. — И рот держать на замке — тоже не для меня. Разговаривать шёпотом у себя в Роще? Нет уж, увольте!

— Тише, тише, не так громко... — умоляюще взглянул на него Пылемёт.

— За дурака меня держите?! Чудища поганые всё тут затопчут, напакостят, а я за ними мой-убирай? Вперёд! — скомандовал самому себе Уборщик.

— Попьём чайку напоследок? — просительно сказал Чутьчутик. — Как говорится, на посошок.

Минуту спустя друзья уже сидели вокруг чурбака. Скатерть была мятая, чайник тоже отнюдь не сверкал белизной, но в чашки струился ароматный хвойный чай и мирно позвякивали ложечки. Из бокового кармашка чемодана Уборщик достал свёрток, замотанный в платок с красными горохами.

— Печенье с корицей, — предложил он компании. — В дорогу себе припас...

Друзья прихлёбывали чай, лакомились печеньем, изредка обмениваясь словами.

— Налить ещё чашечку?

— Берите печенье, не стесняйтесь.

— Сахарку? Лимон хочешь?

И вновь повисало молчание.

— Чай тоже не в удовольствие, — не выдержал наконец Уборщик. — Хоть ты тут расшибись! Какое чаепитие без него? — он мотнул головой в сторону дупла.

— Верно, — вздохнул Чутьчутик. — Сказки, истории... Как давно мы их не слышали!

— Может, предложить ему ча-чайку? Вдруг настроение у него улучшится?

Остальные дружно замахали руками, и вновь повисло молчание.

— А что, если... — чуть погодя робко предложил Пылемёт.

— Если — что?

— Если мы сами станем рассказывать себе истории?

Неожиданная идея привела друзей в восторг.

— Давайте! Здорово придумано! Колоссально!

Когда ликование поутихло, приятели стали расшаркиваться друг перед другом.

— Начинай ты!

— Нет-нет, только после тебя.

— Я присоединюсь потом.

Все умолкли, ломая голову, с чего бы начать.

— Как-то раз... однажды... жили-были... — расхрабрился Пылемёт.

— Уже интересно! — оживились остальные. — Давай дальше!

Пылемёт хорошенько прокашлялся и завёл по новой.

— В общем, значит... жили-были. А может, лучше ты? — учтиво предложил он Уборщику.

— Пожалуйста. Жили-были, не тужили... — дальше этого не ушагал и тот. Как, впрочем, и Чутьчутик.

Сказка застряла окончательно. Кто — были? Где жили? И почему не тужили? Поди тут разбери...

— Выходит, нет у нас больше ни сказок, ни историй? — всхлипнул Пылемёт.

— Как это нет? — вскрикнул Уборщик. — Просто все они там, в дупле. У него.

— Значит, накрылись наши сказки. Вернее, закрылись. На все замки-засовы.

— Так оно надёжней, — утешил приятелей Уборщик. — Целей будут! Кстати, — продолжил он обиженным тоном, — могли бы и мне уделить хоть какое-то внимание. В конце концов, это последнее чаепитие готовилось в мою честь, так что не мешало бы...

Что именно не мешало бы, так и осталось неизвестным, поскольку в это мгновенье послышались рёв и треск, и на небе появилось некое отвратительное существо. С крыльями, но не птица и не самолёт, и вообще ни на что не похожее. Кожистые крылья покрыты складками, и стоило неведомому чудищу взмахнуть крыльями, как складки обвисали, начинали тереться друг о дружку издавая пренеприятный треск. Глаза... глаз у чудища хватало с избытком, каждый висел на отдельной ножке и хищно обшаривал землю, леса-поля, ничего не оставляя незамеченным. Словом, пялилось во все глаза. Потому и прозвали чудище Лупоглазой Трескучкой.

— Шпион! Вражеский разведчик! — завопил Пылемёт, силясь перекричать шум. — Опять подвалил! По нему хоть часы проверяй. Кружит над головой, зыркает глазищами, высматривает, нет ли каких перемен со вчерашнего дня.

— Нет у нас никаких перемен, не надейся! — прокричал Уборщик, задрав голову к небу. — Как вчера вас терпеть не могли, так и нынче на дух не принимаем! — и, обращаясь к остальным, пояснил: — Повадился прилетать в одно и то же время, хочет, чтоб мы к нему привыкли. Чтобы его появление стало таким же естественным, как восход солнца или весеннее цветение. А стоит только нам привыкнуть, и тогда уж без разницы, здесь он или нет его. Тогда он здесь и обоснуется, словно испокон веков в Роще жил! Но лично я к тебе привыкать не намерен! Слышишь, ты?! — Уборщик воздел кулаки к небу. — Чёрта лысого я к тебе привыкну!

Лупоглазая Трескучка нырнул к себе подмышку (если предположить, что уродина с перепончатыми крыльями способна обладать подмышками), и на землю посыпалось что-то, взметаемое ветром.

Трескучка убрался восвояси, а сброшенный им мусор медленно опускался вниз. Одна из этих штуковин угодила в чашку Пылемёта, мигом размокнув в чае.

— Чу-чу-чур меня! — взволнованно пролепетал Чутьчутик. — Да это же вражеская пропаганда! Весь лес своими чу-чу-чудовищными листовками засыпал!

Размокшую бумажонку сунули Уборщику, так как из всей компании он один умел сносно читать. Грамотей с трудом разбирал заострённые, как колючки буквы, которые наконец сложились в одну-единственную фразу:

МИР ПРИНАДЛЕЖИТ ЧУДОВИЩАМ!