Победителей не судят

Во-первых, русский народ к семнадцатому году усилиями властей, сельской и городской буржуазии и того самого образованного класса разночинцев, одобрявшего эти безобразия, был доведен до таких глубин нищеты и отчаяния, что вспышка революции, сжигающей прошлую общественную формацию, выглядела неминуемым и естественным выходом из этого тупика. Для понимания вопроса достаточно знать, что к 1914 году, явившемуся началом всех начал, на селе в Российской империи проживало около восьмидесяти процентов населения. При этом восемьдесят процентов из крестьянских хозяйств не дотягивали до нового урожая, и это не от лени, или, скажем, врожденного пьянства, а из-за того, что за полвека с лишним действия выкупных платежей эти самые платежи вытянули из подавляющей части крестьянства все финансовые ресурсы. Постарались и кулаки-мироеды, которые на самом деле являлись не зажиточными трудящимися крестьянами, а сельскими буржуа, ростовщиками-монополистами, одалживающими своим односельчанам денежные и натуральные средства из расчета в двести-триста процентов годовых.

Сюда стоит добавить и то, что, по данным Военного Ведомства царской России, шестьдесят процентов призывников не умели ни читать, ни писать, в то время как в кайзеровской Германии таких было меньше процента.

Сие значило, что нищета для них становилась хронической, пожизненной и передаваемой по наследству, потому что даже бросив хозяйство и уйдя в город, эти люди могли рассчитывать лишь на тяжелую, неквалифицированную, низкооплачиваемую работу. В это же время российская промышленность задыхалась даже не от отсутствия инженеров и техников, а от недостатка слесарей-токарей – самых ходовых рабочих разрядов, с третьего по пятый.

Во-вторых, во Франции было то же самое, но оно, это «то же самое» из Метрополии было вынесено в колонии – Сенегал, Индокитай, Гвиану, Марокко и Алжир. Именно там миллионы детей пухли и умирали от голода, в то время как французские буржуа подсчитывали сверхприбыль, частью которой можно было поделиться и с рабочим классом, чтобы он тоже мог слегка обуржуазиться.

* * *

24 августа 1941 года. 13:35. Франция, Лазурный берег, Грас, вилла «Жаннет»

Иван Алексеевич Бунин, русский прозаик и публицист

Все произошло внезапно. К воротам виллы подъехала легковая машина, за рулем которой сидел юноша, одетый в униформу Народной гвардии – то есть в кожаную куртку и черный берет. Машина посигналила, открылась дверца, и с пассажирского места поднялся и вышел незнакомый Бунину моложавый мужчина, одетый в полувоенную одежду, плотные саржевые брюки, защитного цвета и зеленую рубашку. В одной руке незнакомец держал небольшой кожаный чемоданчик, а в другой переброшенную через локоть легкую куртку того же цвета, что и его брюки. Попрощавшись с водителем, прибывший стал терпеливо ждать, когда к нему выйдет кто-нибудь из местных обитателей.