Победителей не судят

Строго говоря, назвать телами то, что лежало на брусчатке Старого рынка, можно было далеко не всегда. Более точным было бы слово останки. Те, кто сгорели прямо на улице, превратились в маленькие, не более метра в длину, скрюченные головешки, часто рассыпавшиеся при попытке передвинуть их с места на место. Других привозили в одежде. Вероятно, их извлекали из бомбоубежищ на некотором удалении от эпицентра огненного смерча. Они выглядели гораздо страшнее. Распухшие в жарких подвалах серо-зеленые лица с выпученными глазами и лопнувшей кожей. Трупы сочились зловонной серозной жидкостью, вытекавшей из рукавов шуб и пальто, из раскрытых оскаленных ртов. Еще ужаснее выглядели детские тела, также бесцеремонно сваливаемые в общие кучи. В одном месте лежали несколько сотен совершенно распухших трупов в мокрой не обгоревшей одежде. Алекс не мог понять, что с ними произошло. Тем временем неподалеку от того, что осталось от памятника Победы, продолжалось строительство какого-то сооружения. На уложенные рядами известняковые блоки с помощью лебедки укладывали стальные балки. Поверх балок клали декоративные решетки из витрин универмага, фрагменты чугунной ограды, вероятно привезенные из парка Цвингера, прутья арматуры. Все это скреплялось проволокой, превращаясь в некий помост высотою около метра.

— Эй, сваливай сюда, — крикнул эсэсовец с четырьмя звездами в левой петлице.

Повозка Алекса и несколько других подъехали к помосту, и подоспевшие солдаты стали выгружать солому на брусчатку. На некоторых телегах привезли дрова, напиленные из вывороченных и расщепленных бомбами парковых деревьев Королевского сада. Вооруженные вилами полицейские и солдаты СС стали подпихивать под решетки чурбаки, ветки и солому. Алекс тоже принялся подносить охапки соломы руками, пока перепачканный в саже и извести вахмистр не протянул ему остро заточенные вилы.

— Погоди, — остановил он его, — где твоя повязка? Вон видишь «санку»? — показал полицейский в сторону стоявшего возле памятника автобуса с красными крестами на бортах. — Поди возьми там пару повязок и перчатки. Здесь нельзя без перчаток.

Алекс кивнул и побежал к автобусу. От него не ускользнуло, что этот унтер, как и некоторые другие офицеры и политработники, был явно подшофе. Он получил резиновые перчатки, которые ему велели беречь, так как все городские запасы сгорели в пожаре, а того, что успели подвезти, хватит только до вечера. Еще ему дали целую пачку марлевых повязок, пропитанных духами. Вот, оказывается, откуда этот странный запах от вахмистра — смесь спиртного перегара и дамских духов.

Когда под решетчатый помост затолкали сорок или пятьдесят возов с соломой и дровами, нескольким находившимся наверху полицейским подали канистры, и они стали равномерно поливать солому черной маслянистой жидкостью. В это время Алекс заметил, как солдат, курсантов и радовцев строят в шеренги и уводят с площади. Оставались в основном только полицейские и эсэсовцы. Небольшая группа партийных функционеров и чиновников из городского магистрата собралась в стороне возле раскладного походного столика, на котором была разложена карта и какие-то бумаги. На несколько минут все затихло. Последовала команда отойти подальше от облитого нефтью сооружения и перекурить. То, что началось потом, было самым отвратительным зрелищем, какое только можно представить нормальному человеку.

— Начали!

Часть людей стала волоком подтаскивать трупы к месту сожжения. Их зацепляли крюками из толстой проволоки либо накидывали на ноги веревочные петли и тащили по скользкому от сукровицы булыжнику. При этом женские пальто и платья задирались вверх, обнажая страшные от разложения голые ноги, — тревога прозвучала поздно вечером, и большинство женщин накидывали свои лучшие пальто и шубы прямо на ночные сорочки.

Другие, те, кто был посильнее, забрасывали трупы на решетку. Тут Шеллен понял, для чего так остро заточены зубья его вил. Такие же вилы были и у остальных. Два или три человека вонзали их в тело и с криком поднимали его наверх. С легкими трупами детей или тех, кто сильно обгорел, справлялся и один человек. Также вилами поддевали отдельные конечности и отвалившиеся головы. Иногда, чтобы проткнуть добротную женскую шубу или солдатскую шинель, приходилось бить со всей силы. На тот случай, если зубцы вил затуплялись при ударах о камни, неподалеку стоял педальный точильный станок, какие точильщики обычно носят на плече по дворам.