Победители недр

Цейтлин вступил в исполнение обязанностей начальника старта:

– Охране окружить колодец! Прошу освободить площадку!

И через минуту – в микрофон:

– Готово!

– Дать напряжение! – послышался голос Мареева.

– Дать напряжение! – повторил Цейтлин.

– Есть напряжение! – ответил главный инженер и нажал кнопку на распределительной доске.

В напряжённой тишине, над головами замершей, притаившей дыхание толпы опять прозвучал громкий голос Мареева:

– Включаю моторы… Даю отправление.

– Есть отправление! – повторил Цейтлин в микрофон и крикнул: – До свиданья! Желаем удачи, благополучного возвращения!

Площадка заколебалась под страшным напором всех трёх колонн давления.

Из колодца послышался возрастающий гул. Огромный металлический круг дрогнул и начал медленно опускаться. По окружности колодца над днищем снаряда появились первые широкие полосы размельчённого угля. Они росли и ширились над уходившим вниз блестящим кругом, всё больше закрывая его поверхность. Под напором колонн сильнее дрожала площадка. Всё громче гремел "Интернационал". Уже заполнился угольной мелочью и щебнем весь колодец. Цейтлин махнул платком главному инженеру у распределительной доски, и цилиндрический стальной барьер с грохотом свалился с площадки и врезался в пазы вокруг отверстия. Площадка оголилась, и под ней образовалось плотно закрытое продолжение колодца. Глухой подземный гул, доносившийся оттуда, всё более и более замирал…

Сотрясение площадки внезапно прекратилось, но через несколько секунд она вновь задрожала непрерывной мелкой дрожью.

– Колонны давления опустились на вторую позицию, – громко объявил Цейтлин, вытирая платком пот с побледневшего лица…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ЗА НОВОЙ ЭНЕРГИЕЙ

ГЛАВА 6. ЗАЯЦ

В узком помещении темно и тесно. Колени прижаты почти к самому подбородку. Спина ноет, шея затекла, повернуть больно. Но ничего не поделаешь, надо терпеть. Лучше не думать о неприятном. Володя стискивает зубы и закрывает глаза. Он вспоминает школу, ребят, шумные перемены. На большущем дворе – волейбольная сетка… Митька Скворцов, дурак, так подал ему последний мяч, что угодил прямо в лицо. Ну, и задал же ему Володя! Так двинул, что Митька кубарем покатился. Но как-то так выходит, что никакого удовольствия при воспоминании об этом Володя не испытывает. Даже неприятно становится. К горлу подкатывается какая-то горечь, как после хинина… Не велика штука – тумак… Митька не из силачей, а Володя одиннадцать раз подряд выжимает два килограмма одной рукой. Да-а-а… Нехорошо получилось. Разве Митька это нарочно устроил?.. Эх!.. Володя с досадой поправил тюбетейку на низко остриженной голове. Ну, ладно! Он как-нибудь это дело устроит! Он даст Митьке розовую Новую Гвинею с райской птицей, даст коричневое Борнео с цифрой 20, – Митька оторваться от этой марки не может каждый раз, как рассматривает Володин альбом. Можно ещё добавить и Гвиану… Гвиан у Володи две – не жалко. Даст он ему ещё… Когда же это он ему сможет теперь дать? Ах, досада какая! Останется Митька со своей обидой…

Монотонное гудение моторов, шорох и скрежет за стеной, непрерывные и однообразные, стали уже почти привычными и незаметными. Хорошо бы уснуть, только очень уж неудобно! Так неудобно, что Володя чуть не застонал вслух, когда попробовал переменить положение. Вдруг послышались шаги, глухие, неясные голоса. Долетели отдельные слова: "пласт"… "мощность"… "давление"… Через минуту опять стало тихо. Володя переменил положение. Засосало под ложечкой, захотелось есть. Володя нащупал возле себя узелок; под узелком книжка в твёрдом переплете: Шекспир – любимый писатель, не всегда понятный, но такой сильный и такой певучий. Согрелось сердце, как будто рядом, совсем близко – хороший, настоящий друг.

Володя достал кусок хлеба, колбасу, сыр, бутылку с водой. Запасов осталось уже немного. Володя с жадностью ест колбасу, хлеб, начавший черстветь, пьёт воду, маленькими, скупыми глотками. А в голове, в душе – любимые строчки Шекспира:

…Говорил я
Ему о том, что мне встречать случалось
Во время странствий, о больших пещерах,
Бесплоднейших пустынях, страшных безднах,
Утёсах неприступных и горах,
Вершинами касающихся неба;
О каннибалах, что едят друг друга,
О племени антропофагов злых
И о людях, которых плечи выше,
Чем головы. Рассказам этим всем
С участием внимала Дездемона…

Будет теперь всё: и большие пещеры, какие не снились Отелло, и страшные бездны…