Победители Первого альтернативного международного конкурса «Новое имя в фантастике». МТА I

Форменная одежда сидела на Красавчике как на корове седло. Выйдя из караулки, он остановился на границе света и тени, и его белоснежное лицо мягко светилось, как светится луна в самый глухой ночной час. Пушистые ресницы удивленно хлопали, гоня волны света мне навстречу. И зачем всемилостивейший Лох награждает мужчин бесполезной красотой? Сколько из-за нее Красавчику перепадает насмешек и неприятностей. Но у него хотя бы защитник имеется – Доктор.

«Т-ты чего?», – повторил Красавчик, слегка заикаясь. Он всегда заикается от волнения.

Я уже рассказывал ему о маме. Мы частенько ходили с ним на берег речки, в камыши, и сидели там, глядя на воду и лениво перебрасываясь фразами так, ни о чем – о том, что было сегодня, о жестоком Капитане-2, о Полковнике, о Докторе. О Майоре и ребятах мы говорить не любили – и так все ясно, чего там. С тех пор как стала вспоминаться мама, я чуть не каждый вечер звал Красавчика на речку. За день накапливались все новые крупицы памяти. Я вспомнил в мельчайших подробностях ее лицо, руки, одежду, я видел, как она полулежит в своем вечном кресле, видел ее скорбную улыбку, контраст между потрескавшимися, состарившимися губами и молодым упругим лицом. Но как ее зовут и почему она не может двигаться, – этого я не мог вспомнить, как ни силился.

Красавчик терпеливо выслушивал меня и не переставал хлопать девчачьими ресницами. О своих родителях он не помнил ничего. Полный ноль. Такое ощущение, что я здесь, в нашем лагере, и родился, удивленно говорил Красавчик. Мы попробовали осторожненько повыспросить ребят об их прошлом, но те в ответ лишь крутили пальцем у виска. И они были правы. Мученику не пристало думать о постороннем.

«Я решил уйти из части, – сказал я Красавчику. – Мама там совсем одна. Мне надо к ней».

«Т-ты чего? – в третий раз прошелестел Красавчик и сморщил нос, как будто приготовился заплакать. – А как же клятва? Ты ничего не успеешь сделать для мамы. Тебя поймают и отдадут под суд. Сам знаешь, что такое военное лохосудие. От него снисхождения не жди. Оттуда живыми не возвращаются».

«Отсюда тоже».

Красавчик горестно помотал головой. Уж кому-кому, а ему помирать не хотелось. А отвечать за мой побег, как ни крути, придется.

Одним движением я сорвал с него автомат, уроки Капитана-1 не прошли даром. И саданул по светло-каштановым отросшим волосам, Доктор позволял ему вольности. Прости, Красавчик. Но теперь с тебя взятки гладки. За такую оплошность не расстреляют. Разве что посадят в яму на месяц-другой.

Я прихватил и автомат, и сумку с магазинами – на случай погони. А не понадобятся – брошу. В караулке было тихо, этот дурачок и впрямь не отправил сообщение в штаб. Значит, времени у меня вагон.

Я усадил обмякшего Красавчика на стул, связал его. Немного поколебался, но рот затыкать не стал – пускай кричит, если захочет.

Представил, как заохает, засуетится Доктор над своим любимчиком. Хорошо, когда есть кому над тобой суетиться. Бедная моя мама.

За воротами сплошной стеной стояли невысокие темные заросли. Позади, далеко за речкой и спящей казармой, бесшумно лежало море, и только ветер изредка доносил до меня его пряное дыхание.

Я до дыр доизучал секретную карту, которую прихватил во время последних учений из подводной капсулы. Мне следовало двигаться в сторону, противоположную морю. Конечную цель я тоже хорошо себе представлял – название нашего поселка, в отличие от маминого имени, вспомнилось почти сразу.

Взяв хороший темп, я врубился в заросли. Теперь следовало бежать, бежать и бежать, и внимательно следить за дыханием. Я и бежал. За спиной чуть раскачивались вещмешок и автомат, по бедру мерно хлопали фляжка и сумка с тремя магазинами к автомату. Я все бежал и чувствовал, как где-то внутри медленно растет, воздушным шаром распирая грудь, новое, подымающее над землей чувство. Как оно называется? – гадал я между делом.

На ум пришло одно слово – свобода. И едва оно прозвучало, мне стало стыдно перед ребятами, которым суждено помереть ради другой, большой свободы – свободы от врагов рода человеческого. Ведь наступит когда-нибудь время, когда они перестанут совращать людей с пути Лоха, неверие сгинет, и станут верующие поклоняться только Лоху.

Но я сейчас желаю другого, стремлюсь к другому, думаю о другом.

2. ДОКТОР

«Ну, что скажете, отцы-командиры?»

Полковник, уставившись строго в стол, цыкнул зубом, по милому своему обыкновению. Ужасно бесит это презрительное цыканье. Сто раз я ему предлагал законопатить зуб. Отказывается. Прошел черт знает через что, на теле живого места нет, лицо – как мятая жестяная банка, а боли боится.

В кабинете Полковника – весь цвет военной мысли. Вся банда. Только что о побеге Котенка докладывал Капитан-2. Уже тепленький. И так-то не семи пядей во лбу, а спьяну и вовсе слова забывает.

Первым, естественно, полез наш стукач, наш наместник Лоха на земле – Майор. Во все стороны посыпались громы и молнии.