Победившие не вернутся

Однако, не дождавшись победы кайзера над остальным глупым миром, старик схватил пневмонию и слег. Слабость все больше одолевала его, начался жар, внучка позвала пастора. После причащения, когда священник удалился, старый фермер поманил внучку пальцем, велел наклониться к нему и на последних издыханиях поведал о том, где спрятан «волшебный камень», который мог принести ей больше пользы, чем наследование фермы.

Глава 7. Взаперти

Лейбович, приехавший в гости к Хейзеру, сидел у него на террасе, поглощая листья салата и болтая.

Он был возбужден. На лице его вспыхивали розовые пятна, лоб покрывался капельками пота, хотя в уютном городке рядом с озерами и довольно высоко в горах, было не жарко.

Но Лейбовича можно было понять: ему удалось вырваться из воюющей страны. Из империи, которая вела себя на войне жестоко и упрямо, восстановила против себя полмира, и все равно мечтала о победе. Лейбович говорил, что только в Швейцарии может дышать полной грудью, наслаждаться покоем и давно забытым ощущением безопасности.

В Австрии призывают в армию врачей. Лейбовича хотели отправить в действующие войска. Но он уцелел. Не из-за сердца или геморроя, за него вступилась криминальная полиция.

– Неужели за тебя хлопотал Шлоссер? – молвил Хейзер удивленно.

– Да. Поднял дикий шум. Дошел до генерального штаба. Он заявил, что не позволит рисковать одним из самых опытных судебных медиков Граца, да и всей Штирии. Мне выдали белый билет.

Лейбович восторгался каждой сменой блюд, и поэтому больше, чем требовал того этикет, улыбался прислуге. О, форель с этими милыми серыми пятнышками! О, этот чудный гусиный паштет! О, горячие бернские булочки! О, шардоне, присланное друзьями Хейзера из Бургундии!

В ответ на восклицания австрийца скромно улыбалась из своего кресла жена Хейзера, Селестина, вышивая гладью на пяльцах. Когда же подали кофе, аромат которого поплыл по террасе, Лейбович чуть не расплакался. Он обхватил чашку ладонями, долго вдыхал пар благоуханного напитка, потом молвил:

– Ты не представляешь, Руди, какую бурду подают нынче у нас! И это в Вене! Бог весть, что они в кофе подмешивают! Ладно бы еще цикорий или ячмень. Правительство на всем экономит, цены взлетели до небес.

Хейзер неторопливо обрезал сигару.

– А почему ты не спрашиваешь о Спящем?

Лейбович подпрыгнул на стуле.

– Ради него я в Интерлакене! Где мой покойник?

Селестина отложила вышивание и подошла к столу.

Лучше бы Лейбович не спрашивал. Полтора года русского держали в мансарде, на третьем этаже. Специально для него соорудили потайную комнату. Ни гости, ни родня, ни прислуга не должны были знать об этом. Потом удалось построить лабораторию. Это на десяток метров ниже гаража. Ее хорошо оснастили. Чтобы соседи не заподозрили, сказали им, что рабочие роют котлован под гараж для двух автомобилей. Из гаража в лабораторию можно спуститься через потайную дверь.

– Дорого! – восхитился Лейбович.

– Продали пару аптек, – сказала Селестина, – заложили драгоценности.

– Ну, так показывай же! – воскликнул Лейбович, отодвигая блюдце с чашкой и недоеденное пирожное. – Я сгораю от нетерпения!

Они спустились в гараж.

Хейзер нажал на кнопку, бетонные панели раздвинулись, образуя проход, вспыхнуло электричество, освещая лестницу.

Внизу оказалась еще одна дверь, металлическая, с винтовым замком, как в бомбоубежище. Хейзер открыл, и они оказались в довольно просторном помещении, уставленном приборами. В особой нише стояла барокамера, к которой тянулись трубки и провода.

Под стеклянным колпаком Лейбович увидел Гардаша.

Судебный медик замер, разглядывая знакомое лицо русского. Он не похудел и не пополнел, почти не изменился, если не считать отросшей, но аккуратно постриженной бороды.

– Царица небесная, он спит с октября пятнадцатого года! – воскликнул Лейбович. – Сейчас весна шестнадцатого. И за это время ни разу не просыпался?

– Нет, – ответил Хейзер, – он в глубочайшем сне. Его нервная система работает нормально, но он не реагирует на болевые раздражители. – Хейзер потыкал иголкой в разные части тела Александра. – Ранки на голове, как видишь, полностью зажили, остались небольшие шрамы. Он полностью здоров.

Лейбович обошел вокруг барокамеры, освещаемой изнутри голубоватым светом.

– Интересно, он слышит нас?

– Неизвестно. Может, и слышит, только ответить не может.

– Алекс, – позвал Лейбович, дотронувшись до плеча Гардаша, – если вы слышите меня, моргните.

Лицо Гардаша оставалось неподвижным.

– А если он вдруг проснется в твое отсутствие?

– Лучше бы он пока не просыпался, – заметил профессор, закрывая крышку барокамеры. – Ничего хорошего в этом мире его не ждет.

В этот момент Хейзеру показалось, будто Спящий улыбнулся уголками губ. Профессор тряхнул головой, снял пенсне и принялся нервно протирать его замшей.

За обедом Лейбович рассказал другу про неудачную попытку Шлоссера конфисковать аэроплан «Желтая Рыба». Про его бегство, поиски обломков, и про вдову Гардаша, которая поселилась в доме Шлоссера. После похорон ее никто нигде не видел. Ни один житель Граца. Может быть, она уже покинула Австрию, а Генрих обзавелся любовницей?