Измученные и голодные, они ранним серым утром вошли в Луцк. Знакомые улицы были молчаливы, печальны, захламлены. По ним сновали военные в капустно-зеленых мундирах... Гулко и страшно, словно в пустой бочке, топали их кованые сапоги. Паше все казалось кошмарным сном...
Из-за большого углового дома вышла группа гитлеровцев. Они сразу обратили внимание на девушку. Рыжеволосый, шедший впереди, спросил по-немецки:
— Куда, красотка, спешишь? Пойдешь с нами?
Другой добавил:
— А может, только со мной?
— Го-го-го...— гулко разнеслось по улице.
Паша отвернулась. Она знала немецкий язык и понимала, о чем говорили солдаты.
Евдокия Дмитриевна забеспокоилась, прибавила шаг.
Прежнюю квартиру Савельевых фашисты превратили в склад награбленных вещей. Паше пришлось много побегать, пока нашла небольшую комнату на другой улице. Там они втроем и поселились.
Как-то Паша вышла в город. По улицам громыхали подводы и грузовики. Всюду на стенах домов пестрели приказы. И в каждом из них большими буквами чернело слово «РАССТРЕЛ». Под приказами стояла подпись генерального комиссара Волыни и Подолии генерала Шоне.
В здании банка засело гестапо. Над двухэтажным домом № 45 по улице Шевченко, где разместился гебитско-миссариат, маячил кроваво-красный флаг со свастикой. В католическом монастыре фашисты устроили тюрьму, а рядом — обнесенный колючей проволокой лагерь для военнопленных. В широкие ворота фашисты загоняли мужчин и женщин. Увидев это, Паша вздрогнула, словно и сама шла туда же.
Вернувшись домой, Паша бросилась к матери, которая, стоя у корыта, стирала запыленное в дороге белье.
— Мама, что ж это творится? Весь город охвачен страхом!
— Молчи, дочка, — снимая с рук грязную пену, тихо говорила мать, — молчи. Посмотрим, что будет дальше... Сейчас надо подумать о работе, как дальше жить, чем кормиться. Прошу тебя, будь рассудительной. Не говори ничего лишнего. С ненадежными людьми не водись.
Утром Паша отправилась искать работу. Возле здания гебитскомиссариата ее окликнула худощавая женщина лет сорока:
— Здравствуй, Савельева!
Паша радостно всплеснула руками:
— Мария Ивановна!
До прихода гитлеровцев Мария Ивановна Дунаева и Савельева работали в банке. Паша тогда и подружилась с ней. Вот они опять вместе...
Дунаева забросала Пашу вопросами: где застала война? что делает сейчас? здорова ли мать? И когда Паша рассказала обо всем пережитом, Мария Ивановна пригласила ее к себе домой.
— Приходи. Посидим. Погорюем вместе.
— Обязательно приду. Адрес прежний?
— Да.
Домой Паша вернулась в приподнятом настроении.
— Нашла работу? — с надеждой спросила Евдокия Дмитриевна.
— Нет, мамочка, порадовать пока нечем.
— А вид у тебя веселый!
— Знакомую встретила. В гости приглашает.
— Кто она?
— Ты ее знаешь, Дунаева. Мы с ней раньше встречались по работе. Умная, обаятельная женщина. G таким человеком поговоришь — и сам лучше становишься.
— С хорошими людьми, конечно, встречаться стоит и теперь. Человек не волк, одному никак не прожить...
Мария Ивановна радушно встретила Пашу. За чашкой чая хозяйка сразу же сказала, что муж ее работает конюхом у бургомистра Кульгофа.
— Где-то же надо было пристроиться, — поспешно, как бы оправдываясь, добавила Дунаева и начала рассказывать о бургомистре.
Кульгоф — злой, надменный человек. Любит он только свою собаку. На службу всегда приезжает с бульдогом. Люди смотрят из углов и шепчутся: «Собачья упряжка едет!» «Смотри, как надулся, сам-то злее бульдога!» А однажды кто-то к кузову его брички приклеил листок с надписью: «Кульгофа ждет собачья смерть!»
Беседуя с девушкой, Мария Ивановна невольно залюбовалась ею.
— На тебя поглядишь, Паша, и забудешь, что вокруг столько горя, — с тихой радостью заметила она.
— Если бы вы, Мария Ивановна, заглянули в мою душу!
— Догадываюсь... — кивнула Дунаева, чуть прищурив темно-серые проникновенные глаза. — Ну что ж, Паша, давай говорить откровенно, не таясь...
Мария Ивановна обладала способностью отгадывать настроение собеседника. И редко ошибалась. А когда внутренне убеждалась, что она поняла человека, полностью ему доверялась. Вот и сейчас она внимательно следила за тем, какое впечатление произвело на Пашу ее предложение говорить не таясь. У Паши блеснули глаза, чуть плотнее обычного сжались полные пунцовые губы, на переносице собрались морщинки.
— Завтра я сведу тебя с девушками из нашей подпольной группы, — доверительно сообщила Дунаева, — а там решим, какое дело тебе поручить.
— Мария Ивановна, у вас только девушки в подпольщиках? — сдавленным от волнения и радости голосом спросила Паша.
— Придет время, все узнаешь, моя дорогая. — В уголках маленького рта хозяйки заиграла нежная, всегда согревавшая Пашу улыбка.
А ваш муж?..
— И о нем помолчим, — кивнула Дунаева и загадочно улыбнулась. — Всему свое время, милая...
ПЕРВЫЕ ШАГИ
В первый день войны Вячеслава Васильевича Измайлова вызвали в горком партии. Партийная организация Луцка спешно подбирала будущих подпольщиков. Готовы были остановиться на его кандидатуре. Но вот беда, адвоката Измайлова в Луцке хорошо знают. Никакой конспирации тут не получится.