Победное отчаянье. Собрание сочинений [3]

В описаниях природы кое-где звучит Бунин: «Деревья в миллионный раз меняли уборы и монотонно выбрасывали недоконченные формы: зеленые почки, влажные листья, цветы. Ночью в садах глухие шорохи выдавали чей-то спешный труд, -ненужным узором, старинным орнаментом отделывались растения». Зато как контрастирует с подобными описаниями эта книга в остальном. Следы Бунина, видимо, только остатки литературной выучки, внешнего лоска. Подлинные учителя у Яновского иные! Достоевский, разумеется, эпилептическая тень которого висит над людьми этой книги, спорящими о Боге и космосе. Леонид Андреев с его вечною думкой о смерти присутствует тут. В одном месте, например, Шелехов «собирает внутреннюю силу» воскресить мертвых, совсем a la Василий Фивейский. Порнографические моменты, которыми, говоря к слову, изобилует книга, выписаны местами под Андреева.

Но здесь более явно влияние другого автора, попутчика, что, опять-таки, поражает в эмигрантском молодом писателе. «И ночь пришла парная, влажная. Потной бабой разметалась земля. Как сорокалетняя дева, которая ждет, чтобы с нее впервые содрали одежды». Не разительно ли совпадает эта цитата со следующей цитатой из Пильняка: «Под ночью – раскорякою -пьяная, потная, подлая, дебелая, валялась баба Рязань»?

Напрасно искать что-нибудь светлое в этой книге, какую-нибудь, хоть захудалую, окрыленность. «Разве вам не кажется, что здесь, здесь… – сердито хлопал доктор себя по лопаткам. – Здесь у человека место для крыльев? – Нет. Думаю, что под этим местом, при неблагоприятном стечении обстоятельств, скопляются Коховские палочки». По существу, все люди романа заняты только констатированием присутствия бацилл, вероятно, чтобы приспособиться к ним, забывая, что лучшее против бацилл средство менее думать об их существовании.

Людей в романе много. Всех в краткой заметке не охарактеризуешь. Зато есть в романе два представителя животного мира: кобель и кот, и, наверно, процитировав места относительно их, мы найдем сжатую общую характеристику людей, населяющих роман. «Глаза кобеля блестели загнанным, озлобленным блеском, отшельническим, ненавидящим огнем. Он осторожно повернулся, изогнувшись всем телом, – прикрывая, охраняя больное место, – и вполз под темное крыльцо». «На низкой железной печурке лежал черный тощий кот, злобно желтея одиноким глазом. Его спина в шрамах и полосах; левый глаз вытек; усы и мех повылезли. Весь его мрачный и ожесточенный вид повествовал о невероятно тяжкой, безрадостной жизни, полной горестей, забот и унижений». Эти две характеристики полностью применимы к людям романа, который читаешь, как приговор над всей эмиграцией, хотя утешаешь себя тем, что написан он человеком ушибленным и ущемленным.

Уходишь от романа только с одним иллюзорно утешительным выводом о живучести людей, ухитряющихся существовать даже при таких физических и психических условиях, созданных автором этой нужной, своевременной, но почти отталкивающей, книги.

О детективных романах

В кругах узко литературных клеймят неизбывным презрением тот сорт писателей, который хорошо охарактеризовать выражением «коммерция от литературы».

Первое место среди этих литературных коммерсантов занимают, конечно, детективные писатели. Они наживают себе состояние, – возьмите Уоллеса, Оппенгейма, или японского детективиста, Эдогава Рампо. Смешно, – но факт: это самые влиятельные теперь писатели, хотя их творческие усилия минимальны.

Положение следующее: художественная критика и рафинированные литературные круги пренебрегают коммерсантами от литературы, но в библиотеках они нарасхват, в магазинах их покупают, и депрессия не действует, – и говорят: человек нынче устал, стремится забыться от нудной действительности…

Разумеется, это положение сугубо отвратительно, но кто здесь виноват? Не художественная ли критика, не рафинированные ли литераторы? Вероятно, – да!

Пора серьезней пересмотреть вопрос о детективных романах. Ведь, скорее всего, потребность в них возникла вследствие почти полного отсутствия за последнее время произведений художественных и, вместе с тем, внешне занимательных.

Занимательностью современные писатели пренебрегают: они пишут не романы, не рассказы, а какие-то плохо спаянные фрагменты, лирические по большей части. Вполне естественно, что стал ощущаться пробел, который и поспешили восполнить пресловутые коммерсанты от литературы с присущей им предприимчивостью. И пошли, и пошли «кровавые призраки», «таинственные убийства» да мерзостные «черные руки». А художники слова совместно с серьезными критиками смотрят недоуменно, как растет тираж у их злейших соперников.

Как выйти из этого тупика? – Конечно, только так…