Победное отчаянье. Собрание сочинений [3]

Известно, что юная поросль харбинцев, зачастую вообще не знавшая России, не вполне понимала Ачаира: «сибирские идеи» руководителя «Чураевки» не были ей близки. Постепенно ретивые чураевцы стали томиться под отеческим покровительством наставника. В общем, возникла хрестоматийная коллизия тургеневских нигилистов и их долготерпеливых родителей [34] . Однако сегодня вполне очевидно, что именно мудрое руководство Ачаира дало такую свободу мысли и обеспечило развитие «иного» вкуса «харбинских юнцов» («шантрапы», по выражению Ачаира), выбор ими альтернативных, по сравнению с «отцами», путей развития. И связаны эти ориентиры были, несмотря ни на что, с русской литературой и культурой [35] .

Полноправным членом «Молодой Чураевки» Коля Щеголев становится примерно в шестнадцать лет, одним из первых придя в кружок, образованный Ачаиром в 1926 году. Плохо сохранившаяся фотография запечатлела внешний облик юного поэта: широкоскулое лицо, открытые глаза, нос чуть картошкой, задорная улыбка и буйный темно-русый вихор. Щеголев часто выступает на открытых собраниях литературной студии, иногда читая сразу по пять новых стихотворений, а также готовит литературные доклады.

Своего чураевского первенца вместе с его другом Николаем Светловым [36] упоминает в статье «Наш кружок», посвященной семилетию «Чураевки», и сам основатель объединения: «Некоторые удивлялись: как это так скоро они стали поэтами?.. Не рано ли?.. Но эти двое отвечали своими стихами на недоумевающие вопросы гораздо более убедительно, нежели можно было ответить прозой» [37] .

Весьма любопытны воспоминания о Щеголеве той поры, оставленные Ю.В. Крузенштерн-Петерец: «Помню – тогда еще стройный, шестнадцатилетний, читает он, слегка картавя, слегка нараспев, свои стихи на смерть Маяковского:

Маяковский, неправда, не ты

Нам бормочешь из темноты:

– Я не первый и я не последний.

– Ужасно люблю этого мальчишку, – говорил о нем Ачаир. – Посмотрите, лоб-то, лоб какой крутой. Ох, натворит бед» [38] .

Будущая мемуаристка (по ее же словам) попала в «Чура-евку» достаточно поздно, в 1930 г., и была «перестарком» [39] . В том же году погиб Владимир Маяковский. Поэтому совершенно ясно, что Щеголев из воспоминаний Ю.В. Крузенштерн-Петерец – уже двадцатилетний молодой человек. Но его психологический портрет дан весьма метко.

Отношения между юными поэтами в «Чураевке» были сложные – попробуйте привести к общему знаменателю столько разносторонних дарований! Однако Щеголев, видимо, выделялся среди многих поэтов почти с самого начала, заработав соответствующую своей личности эпиграмму:

Поэт не дюжий, юный, ранний,

Характер страстный, павианий,

Ни Блок, ни Пушкин и ни Гоголь,

А только просто Коля Щеголь [40] .

Валерий Перелешин, пришедший в «Чураевку» много позже Щеголева, в 1932 году, вспоминает атмосферу тех встреч:

Я, будущий поэт российский,

там изучил в короткий срок

мiрок харбинско-олимпийский,

тепличный маленький мiрок.

Во дни чураевских парадов

не слушал тошных я докладов,

но за стихи – зоил, не тронь! -

бросался в воду и огонь.

Вот Щеголев сухой и едкий,

вот Гранин томный, вот Сергин

– красивый пустельга один,

другой – взволнованный и меткий.

(Песня первая, строфа XXXVIII) [41]

А в парижской критике имя Щеголева удостоилось иронических замечаний из уст самого Г. Адамовича в связи с тем, что кто-то в Харбине умудрился соположить это имя с именем… Александра Блока: «Трудно не усмехнуться, например, читая о каком-то местном начинающем стихотворце, что он “находится под сильным влиянием Александра Блока и Николая Щеголева”. Кто это – Николай Щеголев? Оказывается, харбинский поэт и один из виднейших сотрудников “Чураевки”. О нем до сих пор, признаться, мы не слыхали … Но, может быть, и здесь, в Париже, нам, с харбинской точки зрения, случается иногда попадать в столь же смешное положение, и там они удивляются “аберрации зрения” так же, как мы здесь» [42] . Как бы ни ерничал Адамович, видимо, личность юного харбинского поэта была незаурядной, и не только в масштабах харбинских.