Победный «Факел Гаргалота»

– Уже горжусь, – ответил я. – Так горжусь, что зубы ломит. И морду лица перекашивает.

– А ночью судороги? – спросила она деловито.

– Уже!

– Значит, – ответила она, – буду спать с тобой. Прослежу, помогу, приму меры.

– Не надо, – сказал я. – Боюсь я твоих мер.

– А что? – возразила она. – Я своему хомячку клизму ставила! Сразу выздоровел.

– Я что, хомячок?

– Значит, клизма должна быть побольше… Ой, нельзя меня душить, я еще несовершеннолетняя!.. Вот вырасту, тогда души, имеешь право. Пойдем поедим?

Я в испуге потряс головой.

– Снова?

– А что, мужчины всегда готовы есть, так мне старшие подруги сказали.

– Ни за что. Еще отравишь.

– Я буду пробовать из твоей тарелки, – предложила она.

– А я потом есть с твоими слюнями?

Она сказала печально:

– А я бы все за тобой доедала… Даже тарелку вылизывала!

– Этого счастья, – напомнил я строго, – удостоен только Яшка.

Она обхватила меня, прижалась, как лоза к дубу, а я дуб еще тот, сказала твердо:

– Да мне насрать, что с миром делается! Мы устоим в твоем хаосе квантовой неопределенности!.. Кстати, отец уверяет, что тебя там и близко не было, а яхту освободил кто-то другой.

Я ответил ей в макушку:

– Разумеется. А как иначе?

Она чуть отстранилась, всматриваясь в меня огромными расширенными глазищами подростка.

– Как скажешь. Это мне послышалось. Я вообще-то что-то часто стала слышать твой голос. Даже разговариваю с тобой.

Я спросил с подозрением:

– И что за хрень несу?

– Разную, – сообщила она и робко улыбнулась. – Но такую противно правильную, будто старик какой. Нужную как бы.

– Не слушай, – буркнул я. – Живи, как твое… общество.

Она тяжело вздохнула.

– Ну как тебе вдолбить, что это только один раз… и то от обиды!

– Ну да, – ответил я. – Ты, конечно, не виновата.

– Нисколько, – заверила она. – Давай не будем указывать пальцем на того, кто виноват. Не хочу ссориться, хотя ты этого всеми силами добиваешься, используя мужское превосходство, но я держусь и не сдамся… хотя мы оба знаем, что мужчина отвечает за свою женщину!

– Так то за свою, – ответил я с холодком. – А ты и близко к моим не стояла.

– А теперь постою, – сказала она примирительно. – Пусть с самого краешка…

– Ты с краешка не останешься, – определил я. – Потому ты там, я здесь. Или наоборот, если хочешь.

Она сказала послушно, хотя и печальным голосом:

– Как скажешь, ты же мужчина, а мужчина всегда прав. Скажи мне только, в Калифорнийский или в Оксфорд поступать?… Может, в МГУ, там сейчас все призы на олимпиадах берут?

Я отшатнулся.

– Чего?.. Мне-то какая разница?

Она сказала поспешно:

– Нет-нет, вовсе не хочу спросить, с каким образованием хочешь жену! Просто доверяю твоему суждению. В какой скажешь, туда и пойду. И вообще пойду, куда скажешь.

– Еще чего, – сказал я твердо. – Зачем мне эта ответственность?

– Милый, – сказала она чарующим сладеньким голоском, но увидела мое лицо и осеклась, – это я о Яшке, о Яшке!.. Яшка у тебя такой милый, такой славный… Совсем как его папа. Или ты его мама?

– И мама, – отрезал я, – и папа, и еще не знаю кто, теперь сосед бывает важнее, ты же слыхала о трех родителях? А вот ты пришей козе баян. Или бантик, не помню.

– Что хочешь, милый, – заверила она, – то и пришей!.. Я же такая покорная, такая послушная!.. Как ты и хотел…

Я в испуге отступил на шажок.

– Это я что-то хотел?.. Да лучше на виселицу!.. Мы вам суфражизм, феминизм и эмансипацию всобачили не для того, чтобы вы нам на шею сели и ножки свесили!

– Я легкая, – заверила она. – Если хочешь, еще похудею… но тогда у меня сиськи точно не вырастут.

– Нет уж, – решил я твердо по-мужски. – Настоящий мужчина чем угодно пожертвует, только не вашими сиськами.

– Буду отращивать, – пообещала она преданно, – все, как скажешь! Ты же видишь, какая я послушная?

Мне послышалось, как в стене хмыкнула Аня, точно не пропускает ни слова. Уже не просто записывает и анализирует, но просеивает и подвергает сомнению. Люди, оказывается, не такие уж и безошибочные, а это как раз и ведет к первому шагу к захвату власти искусственным интеллектом.

Не потому захватят, что людей надо истребить, как соперников, а потому, что так будет лучше для людей, если их истребить.

Она приподняла руку, смешно понюхала у себя под мышкой.

– Ой, я приму душ, можно?

– Можно, – буркнул я. – Только не устрой там пожар.

– В душевой?

– Ты сможешь, – сказал я вдогонку. – Тебе тоже все удается.

Она умчалась, выиграв еще несколько минут, неочемные разговоры не могут продолжаться вечно, а уходить не хочется.

Я проводил ее взглядом, напоминает загнанного в угол мелкого зверька, которому отступать некуда. Ему безумно страшно, но помощь не придет, надо драться, а силенок мало…

Отец все-таки взваливает на нее слишком много. Сын и то мог бы согнуться, а девчонки так и вовсе создавались природой для других целей, ныне мощно отрицаемых мировым феминизмом, а вот мужские роли далеко не всегда по плечу.

В стабильных обществах такие женщины могут рулить на любых уровнях, но у Крамера совсем не стабильный бизнес в том плане, что постоянно сталкивается с серьезными вызовами, которые зверски преодолевает… но сможет ли их преодолевать Леонтия?