Победный ветер, ясный день

Покаянному рассказу Пашки о краже дурацкого газового шарфа Лена тоже не удивилась. Она и сама украла квартиру Романа Валевского: пусть на одну сумасшедшую ночь, но украла!.. За каких-нибудь полчаса Роман-Нео сделал их с Пашкой сообщниками, крепко пристегнул — друг к другу и к себе. Нео сложил Пашкины одиннадцать и ее двадцать шесть, а потом разделил поровну. Вот именно — поровну, теперь они были на равных. И называли друг друга на «ты». И Лена даже не заметила, как это произошло…

— Вот, возьми, — всласть выплакавшийся и абсолютно опустошенный Пашка протянул ей шарф. — Возьми, пусть у тебя будет.

Шарф, стилизованный под рыбу, вовсе не выглядел женским. Он вообще не был похож на шарф — Пашка в силу своего возраста не понимал этого. А Лена поняла сразу. Рыба больше походила на вымпел, пусть скроенный из не самого подходящего материала, но вымпел. Но что бы это ни было, оно помнило Романа, оно принадлежало Роману. И потому Лена не бросила посмертный привет Нео в рюкзак. Она намотала его на запястье и приступила к самому неприятному — для Пашки.

— Значит, его зовут дядя Вася…

— Дядя Вася Печенкин, — с готовностью подтвердил Пашка.

— И он оказался на месте раньше милиции.

— Да… Но это Виташа…

О приятеле Виташе, сыне дяди Васи, Пашка говорил с неохотой и даже какой-то скрытой неприязнью. Интересно, какая кошка между ними пробежала? Или это постарался все тот же властитель дум Нео?..

— Виташа его и позвал…

— Виташа позвал своего отца, — уточнила Лена. — И он что-то взял.., у твоего Нео. Что именно?

— Я не знаю… У Нео были браслет и кольцо…

Пашка не знал, а Лена знала. Омерзительный стервятник-алкаш украл у мертвого по меньшей мере три предмета — кольцо, браслет и одеколон. Но вряд ли общий список ограничится только этим. Лена помнила, как Роман Валевский расплачивался за «Сто видов Эдо» — он доставал деньги из портмоне. Довольно упитанного портмоне.

Глупо думать, что Печенкин польстился на одеколон и прошел мимо денег.

— Почему же ты не рассказал об этом в милиции?

Пашка бросил долгий взгляд на запястье Лены, и глаза его снова налились слезами.

— Ну, ладно, — смягчилась Лена. — Не реви. Лучше покажи мне это место.

Путь от шоссе к дому, где, по словам Пашки, он нашел тело, занял довольно продолжительное время: идти напрямик, через символическую проходную, мальчишка отказался наотрез, и они довольно долго плутали в зарослях бузины и дикого шиповника. А остаток пути прошли по заболоченному берегу Залива. Как бы то ни было, но Пашка, ведомый своим скаутским божком по имени Би-Пи, в конце концов вывел Лену прямо на дом.

Дом — трехэтажный краснокирпичный таунхауз — стоял метрах в десяти от воды и был снабжен тремя небольшими причалами. У среднего причала покачивалась внушительных размеров яхта, и Лена сразу же вспомнила о незадачливом судомоделисте Гурии из деревни Пеники. И до этого он казался ей жалким типом, с жалкими, почти непристойными парусными фантазиями, а теперь и вовсе упал до нуля. Абсолютного нуля. В названии пришвартованной к пирсу красавицы не было никакой эксцентрики, она называлась просто и незатейливо — «Посейдон». И это звучало гораздо лучше, чем закатанная в медь лилипутская «Эдита».

— Она? — тихо спросила Лена, кивнув на яхту.

— Нет. Та, которая Нео.., она в эллинге.

Вот в этом.

И Пашка ткнул пальцем в крайние от них воротца. Воротца были заперты наглухо, так что марш-бросок в лодочный кооператив «Селена» потерял всякий смысл.

Впрочем, он изначально был лишен смысла, стоило только вспомнить о визите на «Маяковскую» песьеголового опера. Уж он наверняка все здесь вынюхал, вылизал и подчистил. И пометил территорию. И задавил своим тяжелым мужицким духом сдержанный и изысканно-терпкий запах Романа Валевского.

— Смотри, она открыта! — шепнул Лене Пашка. И ухватился за штанину ее комбинезона.

— Кто — она?

— Дверь!..

Дверь в дом, находящаяся рядом с эллинговыми воротцами, была не открыта, скорее — приоткрыта. С ребра двери свешивался язык какой-то белой бумажки, при ближайшем рассмотрении оказавшийся строгим предупреждением «Опечатано» — отрыжка следствия, не иначе. Именно перед этим предупреждением и остановились в нерешительности Лена с Пашкой. Пашка — потому, что не знал, как поступит Лена, а Лена…

Лена не могла отвести взгляд от тонкой полоски, охраняющей вход в убийство. Если до этого Пашкин рассказ выглядел самой обыкновенной страшилкой на ночь, детсадовским мифом, то теперь крохотная полоска бумаги придала ему пугающую взрослую достоверность. Пашка не соврал и ничего не приукрасил. А если и приукрасил — то только частности. Главное же осталось неизменным — место преступления.

Но почему Роман Валевский приехал сюда, ведь он собирался на вечеринку? Из рассказа Пашки следовало, что дом был не обжит и пребывал в запустении, так что вряд ли танцевальное пати проходило здесь.