Победный ветер, ясный день

— Это ваша яхта? — Пашка в который раз озвучил ее собственные мысли. Пора бы к этому привыкнуть, а не вздрагивать, как будто тебя застали за чем-то непристойным.

— Моя. А что?

— Просто. Красивая…

— Мне тоже нравится. — Сергей толкнул дверь и посторонился, пропуская Лену и Пашку. — Прошу вас.

Это был точно такой же предбанник, какой они покинули всего двадцать минут назад. Дверь в эллинг была приоткрыта, и Лена увидела небольшую лодку с подвесным мотором. И широкий стапель — очевидно, место для зимовки «Посейдона».

— Нам прямо, — мягко сказал Сергей, прикрывая дверь в эллинг.

Наверх, в жилые помещения, вела неширокая деревянная лестница. Поднявшись по ней, Лена с Пашкой оказались в просторной комнате с окном во всю стену. Из окна открывалась широкая летняя панорама на Залив — она-то и сглаживала впечатление от суровой обстановки: никаких фитюлек, никаких утепляющих моментов, никаких занавесей с рюшами, скатерок и салфеточек. Ковра на полу тоже не было, но светлые, хорошо подогнанные друг к другу доски пола от этого только выигрывали.

Часть стены напротив окна занимал камин с парой фотографий в солидных рамках.

Между фотографиями разместилась довольно сложная конструкция, которую Лена почему-то приняла за астролябию: ничего другого в голову ей не пришло. Еще одна стена была отведена под стеллажи с книгами, в основном, как успела заметить Лена, — по кораблевождению, навигации и судовым механизмам. Отдельную полку занимали внушительного вида атласы и лоции. А всю картину немудреного обветренного быта дополняли кресло-качалка, круглый стол и жесткий диван у стола. Ну, и еще морские приборы на стенах — тоже довольно экзотические. Лене вдруг на секунду показалось, что это не просто суровая обстановка, а хорошо продуманная суровая обстановка, рассчитанная на экзальтированных любительниц малого каботажа. И незабываемых уик-эндов в акватории Маркизовой Лужи.

Ведь есть еще и третий этаж, а уж там дамочек, загипнотизированных волоокими барометрами и гирокомпасами, наверняка ждет сексодром с золотыми рыбками в чреве водяного матраца. С тюленьими шкурами вместо простыней. И кожей электрических скатов вместо наволочек.

Пока Лена размышляла о лукавых внутренностях дома, Пашка бросил равнодушный взгляд на приборы с лоциями (что было довольно странно, учитывая его так склонный к мужской романтике возраст) и устроился в кресле-качалке. Лене достался диван, но садиться на него она не спешила.

— Кофе? — спросил хозяин, позабыв, что заманил их в дом стаканом воды.

— Если можно…

Сергей направился было к лестнице, но на полпути остановился.

— Вы знаете, а кофе нет… Я ведь только сегодня здесь появился, в доме шаром покати.

— Тогда просто воду, — вернулась к первоначальному варианту Лена.

— Да, конечно… Сейчас принесу.

Они с Пашкой остались одни.

— И чего пришли? — сказал Пашка ворчливо.

На Лену он даже не глядел, из вредности раскачиваясь на кресле. И что у него только на уме, господи прости! Лена вдруг вспомнила, как он бросился к ней, вырвавшись из лап мародера Печенкина, как он отчаянно цеплялся за нее, как длинно и сладко плакал, сидя в машине и уткнувшись ей в колени. А автограф почти трехмесячной давности, а запах уже давно забытых ею духов, который так и не выветрился из стриженой Пашкиной головы!.. Похоже, все это время он не забывал о Лене. А она даже понятия не имела о его существовании. Если бы Пашка был старше — хотя бы лет на шесть-семь, — вот тогда бы она знала, как называется эта тихая цепкая память.

И это позабавило бы ее. И, возможно, даже развлекло. Но Пашке всего лишь одиннадцать, а все отношения в этом возрасте — серьезны и исключительны. Все отношения в этом возрасте — почти навсегда. Если их не перебьет новый Би-Пи или поездка в дельфинарий с группой продленного дня.

— Чего приперлись, спрашивается, — маленький ворчун все еще не Хотел сдаваться.

— Сейчас уйдем. Потерпи.

— Сейчас — это когда? Сейчас — это сейчас или потом?

— Мы же не можем исчезнуть просто так. Это было бы невежливо. Дождемся хозяина, поблагодарим и уйдем. г, — За что будем благодарить?