Команда Витте поражала разношерстностью. Ближайший сотрудник — Николай Иванович Вуич, кажется, зять Плеве. Котик Оболенский, бывший флигель-адъютант покойного императора и бывший штабс-ротмистр лейб-гвардии Конного полка. Поговаривали, что он составил первый вариант пресловутого манифеста. От Оболенских просто спасу нет. Все-таки недаром их Иоанн IV не жаловал. И в ту далекую пору, перед Сенатской, Оболенские вели двойную игру. Два брата очутились среди мятежников. В декабре особенно усердствовал старший. О нем Константину Петровичу немало порассказал его первый начальник обер-прокурор VIII департамента Сената милейший Василий Петрович Зубков, отсидевший за причастность к декабризму несколько месяцев в Петропавловской крепости, в двадцатом нумере куртины между бастионами Екатерины I и Трубецкого. Младшего Оболенского император Николай Павлович отпустил из-за полного бездействия и неучастия в событиях. А старший — злодей — голосовал за смертоубийство. Любопытно, в каком родстве они с нынешними?
Таким образом, как острили истинные поборники православной веры, после ухода Константина Петровича Синод будет состоять из двух Оболенских — Котика и Алешки, что, между прочим, наполовину подтвердилось, и самого Витте с его перекрещенной Матильдочкой. По-видимому, она и настаивала на специальном законе о веротерпимости. В остроте содержалась частица правды: князь Алексей Дмитриевич Оболенский мгновенно занял кресло обер-прокурора. Но это равносильно тому, чтобы к должности председателя Комитета министров присоединить еще и высшую должность в Синоде. Вот в чьи руки переходит дело всей жизни! И при каких обстоятельствах!
Витте ничего не скрывал — никаких собственных планов и амбиций — ни в придворных, ни в административных кругах, чуть ли не бахвалился всем и каждому, кто соглашался слушать:
— Я поступил достаточно благородно. Каждый знает, как трудно убедить в чем-либо императора. Если бы не я, то старик не получил бы, возможно, милостивого рескрипта и просто на другой день прочел бы приказ о том, что остается рядовым членом Государственного совета. И баста! Я просил Фредерикса лично, чтобы с Константином Петровичем поступили как можно деликатнее и чтобы его величество сам частным образом сообщил о решении.
Словам Витте верили, и жизнь показала в дальнейшем, что Сергей Юльевич не лгал. За Победоносцевым оставалось полное содержание до смерти. Кроме того, отставному обер-прокурору не пришлось покидать нарышкинское палаццо на Литейном, которое великолепно обустроил предшественник — граф Толстой. Мало того, дом по-прежнему содержался на казенный счет.
У Победоносцева не было другого выхода, как только принять последнее унижение. К сожалению, он не мог обойтись без помощи из ведомства казенных мерзавчиков. Слишком много родственников окружало Екатерину Александровну, да и ее Константин Петрович хотел избавить от излишних хлопот. Он никогда не обладал достаточными личными средствами. Ни поместья, ни иной недвижимости, ни крупного счета в банке не имел. И напрасно еврейские — по мнению Петра Ивановича Бартенева — газетиры сочиняли статьи о его баснословных богатствам.
Конюхи и пограничники
В Петергофе судьба Победоносцева обсуждалась прежде самых важных и острых положений манифеста. Витте знал настроение царя и не сомневался, что добьется искомого без особого сопротивления.
— Ваше величество, — обратился он к императору на роковом свидании, — Константин Петрович не может оставаться на своем посту, так как представляет определенное — и не к месту уточнять какое — прошедшее. Я понимаю, как сложно принять окончательное решение. Надеюсь, что оно будет бесповоротным. Слишком многое связано с его именем. Ум, образование, заслуги перед отечеством вынуждают подойти к устранению Победоносцева с должности весьма осторожно. Но участие его в правительстве отнимает всякую надежду на водворение в России новых порядков, требуемых временем.
Император молча пускал кольца синего папиросного дыма. Делал он это с виртуозностью завзятого курильщика. Столь странное занятие вынуждает к молчанию. Оно, как и густые ровные кольца, заполняло пространство. Кольца плыли по воздуху очень долго. Витте понял, что просто обязан посодействовать самодержцу.
— Я уверен, государь, что сейчас в вашей душе происходит борьба. Но обстоятельства заставляют пожертвовать Победоносцевым как символом давно минувших эпох. Я прошу ваше величество назначить на пост обер-прокурора Алексея Дмитриевича Оболенского…
Через несколько дней Святейший синод получил свежеиспеченного руководителя, а Константин Петрович сказал Саблеру:
— Не пройдет и года, как Оболенского выбросят из коляски вслед за Витте. Я желал бы, Владимир Карлович, чтобы вы продолжили деятельность на этом посту. Конюхи и пограничники не в состоянии направлять церковную жизнь нашей родины, нашего богоспасаемого Отечества…
Оболенский имел чин шталмейстера, а Витте возглавлял пограничную стражу.
— Но, к сожалению, ничего нельзя исправить.