…Княже мои, господине!Не воззри на внешняя моя,но вонми внутренняя моя.Аз бо семь одеянием скуден,но разумом обилен;юн возраст имыи,но стар смысл вложих в онь;и бых паря мыслию своею,аки орел по воздуху……Княже мои, господине!Не зри на мя, аки волк на агнеца,но зри на мя, яко мати на младенца.Воззри на птица небесныя,яко ни сеют, ни жнут,ни в житница собирают,но уповают на милость Божию…Княже мои, господине!Аще семи на рати не велми храбр,но в словесех крепок;тем сбирай храбрыяи совокупляй смысленыя…Сошлюсь еще на «слово» о трагедии татаро-монгольского нашествия, созданное в XIII веке Серапионом Владимирским».[41]
Бог, писал он,…Наведе на ныязык[42] немилостив,язык лют,язык не щадящь красы уны,немощи старець,младости детии…Кровь и отець и братия нашея,аки вода многа,землю напои;князии наших воеводкрепость ищезе;храбрии нашастраха наполнишеся, бежаша;множайшее же братия и чада нашав плен ведени быша.Села наша лядиною поростоша,и величьство наша смирися;красота наша погыбе;богатство нашеонимь в корысть бысть;труд наш погании наследоваша:земля нашаиноплеменником в достояние бысть…Решусь утверждать, что эти произведения — пусть различные по своему характеру и имеющие разную художественную ценность — следует рассматривать как древние образцы русской поэзии. Это, в конечном счете, стихотворения
, хотя и очень еще далекие от современной стиховой культуры, начавшей свое развитие в XVIII веке. Их почти не изучавшаяся до сих пор ритмическая система основана на совсем иных принципах, чем современный русский стих. Но система эта, как представляется, вполне реальна. Одно из убедительных доказательств существования этой ритмической системы — ее несомненное развитие и совершенствование, которое можно отчетливо проследить во времени.Мы прочитали фрагменты лирических произведений XII–XIII веков. А на рубеже XIV–XV веков, в пору расцвета русской культуры после победы на Куликовом поле, творит один из крупнейших древнерусских художников слова Епифаний Премудрый, в произведениях которого поэтический строй выступает гораздо более очевидно. Его «Слово о житии и учении святого отца нашего Стефана, бывшего в Перми епископа» (Стефан, в частности, создал зырянскую письменность) завершается лирическим «Плачем и похвалой», где воплотилась четкая ритмическая система:[43]
Тебе и Бог прослави,и ангели похвалиша,и человецы почтиша,и пермяне ублажиша,иноплеменницы покоришася,иноязычницы устыдишася,погании посрамишася,кумири сокрушишася……Что еще тя нареку,вожа заблудшим,обретателя погибшим,наставника прелыценым,руководителя умом ослепленным,чистителя оскверненным,взыскателя расточеным,стража ратным,утешителя печальным……поганым спасителя,бесом проклинателя,кумиром потребителя,идолом попирателя…Это слово, без сомнения, читалось в московских соборах (скажем, в построенном еще Иваном Калитой соборе Спаса на Бору, где и был похоронен в 1396 году Стефан Пермский), и можно представить себе, как отдавались под их сводами эти созвучия, напоминающие перекличку колоколов.
В этом самом «Плаче и похвале» Епифаний много размышляет и об искусстве слова, упоминая, в частности, что «некогда с тобою (то есть со Стефаном Пермским) спирахся… о коемждо стисе или о строце» (то есть спорил о каком-нибудь стихе
, или о строке). Задачу мастера слова Епифаний видит в том, чтобынеудобренная удобрити,и неустроеная устроити,[44]и неухыщреная ухитрити,и несвершеная накончати…