— Разве ты… разве ты не любил ее? Она твоя кровь. Разве тебе не все равно?
— Нет. — Он сказал это совершенно спокойно, так, как можно ответить, что небо голубое.
Ее снова чуть не стошнило, и Гэвин опять остановился, чтобы дать ей отдышаться.
— Что мешает тебе сделать это со мной? — прошептала она. — Просто вывести меня на улицу и пристрелить, как собаку, когда я тебе надоем?
— Вэл, — сказал он, притянув ее к себе за плечи и целуя, когда кровь его сестры все еще засыхала на ее губах, и Вэл чуть не вырвало в четвертый раз, но он сильно обнял ее, не давая упасть. — Милая, милая Вэл. Я не собираюсь тебя убивать. Ты слишком меня забавляешь.
Она мрачно посмотрела на него, и он чмокнул ее в подбородок.
— Пойдем домой.
Эпилог
Существует множество историй о девушках — смелых, глупых, безрассудных, красивых — которые отправлялись в лес в поисках удачи или приключений, но сталкивались с чудовищем. Будь то человек или зверь, чудовище служило аллегорией всего того, что может постигнуть девушку, сбившуюся с пути. Если она отважна и сердце ее чисто, говорили истории, то она способна удержаться от падения из-за самонадеянности.
Но в этих историях никогда не говорилось о других девушках — о тех, кто так и не вышел из леса и стал невольной невестой для порочной тьмы внутри деревьев. О тех девушках, чьей добродетели оказалось недостаточно, чтобы устоять перед притягательным очарованием коварного злодея, и которые в результате обнаружили, что мужчины, как звери, могут пожирать неосторожных, и что быть съеденной — это так приятно.
Гэвин привел ее в дом, оба они были в крови его сестры. Гостиную все еще украшали атрибуты празднования Анны-Марии, и все эти пустые бокалы и увядшие композиции казались теперь чем-то предвещающим: остатки вакханалии, не сумевшей закрыть свои двери перед мрачным призраком Смерти. «Мне ли не знать, — подумала Вэл. — Теперь я живу в ее объятиях».
Селеста и Леона обнимали брата, радуясь его возвращению, а Дориан стоял поодаль со странной, довольной улыбкой, игравшей на его чувственных губах.
Лука ничего не говорил и не смотрел на Вэл, и когда Гэвин обнял его за плечи, Вэл увидела, как младший брат вздрогнул в его объятиях, напоминая маленького щенка, которого треплет большая собака.
— Привет, брат, — сказал Гэвин. — Рад снова тебя видеть.
Он огляделся в поисках Вэл, нахмурив брови. Ему понадобилось лишь мгновение, чтобы заметить ее. Поскольку больше никто ее не держал, Вэл опустилась на обюссонский ковер.
— Анна мертва, — сообщил он остальным братьям и сестрам. — Кто-то должен сказать нашей матери.
Вэл, сидя на ковре, посмотрела на братьев и сестер Гэвина. Они обменялись взглядами, но никто из них не выглядел особенно расстроенным или даже удивленным этой новостью.
«Даже Лука, — подумала Вэл, глядя на него. — Разве она не должна была ему нравиться?»
— Я сделаю это, — проговорила Селеста, когда никто больше не вызвался, и в ее янтарных глазах появился легкий блеск, который не соответствовал ее неземному легкомыслию. — Я позвоню ей прямо сейчас.
Вэл уставилась на ковер; хаотичный узор, казалось, вот-вот поглотит ее.
Леона, одетая в длинное платье, пропахшее дымом травки, опустилась перед Вэл на ковер и похлопала по наименее окровавленной из ее рук.
— Полагаю, — сказала она, — это делает нас сестрами.
Вэл уставилась на нее, и узор задвигался, моргая в глазах.
— Обретенная сестра, — сказал Дориан, — за потерянную сестру.
«О боже, — подумала Вэл. — Что происходит?»
И тут сильные руки обхватили ее за талию и подняли на ноги, когда комната опасно закружилась, и ее понесли вверх по лестнице, мимо портретов светловолосых детей и изъеденных молью портьер, в комнату, которая была уже слишком знакома.
Гэвин отнес ее в ванную и оставил там, не сказав ни слова, а Вэл сбросила одежду, как змея сбрасывает кожу, и заползла в старинный душ. Она включила воду настолько горячую, насколько могла выдержать, пока вода и ее слезы не стали неразличимы, а красная вода, стекающая с ее кожи, не стала прозрачной.
Когда Гэвин снова вошел в ванную, он был голый, измазанный кровью и грязью, как и она сама раньше. Он проскользнул в кабинку позади нее и смыл с себя все самое плохое, используя мыло — мыло, которое пахло им, а теперь и ею — прежде чем повернуться к Вэл, прижавшейся к кафелю.
— Привет, мой маленький зефирантес.
— Я…
— Помолчи. — Он прижал ее к стене, и вода из лейки хлынула ей в рот, когда он вошел в нее сзади. «Как животное», — подумала Вэл, вздрогнув. С тихим звуком, противоречащим его словам и действиям, он закрыл ей рот рукой, увлекая под горячую струю, и шепотом попросил не кричать.
Она думала, что это все, но тут он грубо развернул ее и встал на колени между ее ног, раздвинув ее бедра так широко, что Вэл чуть не упала. Гэвин посмотрел на нее, вода блестела на его мокрых ресницах и стекала по мускулистой спине, а затем он пригнул голову и впился в нее, пока не осталось ничего, кроме темноты.
Вэл не поняла, что потеряла сознание, но, когда она открыла глаза, воздух был прохладным, а она лежала на его простынях, как жертвенный агнец.