Побег

Он присел, нажал на спусковой крючок пулемета. Тот весьма натурально завибрировал, издавая лающий звук. Еще более натуральной была вода, струя которой ударила из его ствола и забрызгала перед накрахмаленной белой рубашки кондуктора. Кондуктор протянул руку, чтобы схватить мальчика, но тот убежал, кривляясь и смеясь, выкрикивая оскорбления, угрозы и наводя ужас на другие шесть вагонов, пока добирался до спасительного прибежища возле своей матери. Она отреагировала на жалобы его преследователя с игривым возмущением:

— О Господи! Столько шума из-за одного маленького мальчика! А что вы от него ждете — что он будет просто сидеть сложа руки?

Улыбаясь, она обвела взглядом пассажиров, ища у них поддержки. И не находила. Кондуктор сказал, что, как он надеется, мадам присмотрит за своим сыном, проследит, чтобы он немедленно прекратил свою шумную игру.

— Я серьезно говорю, мадам. Я настаиваю на этом. И не желаю, чтобы этот молодой человек снова оказался за пределами этого вагона.

— Но я просто не понимаю! — Женщина мило нахмурилась. — Что изменится, если бедный ребенок немного подвигается? Ведь он никому не причиняет вреда.

— Но вред могут причинить ему самому. И это, — мрачно добавил кондуктор, — вполне вероятно. И вы же первая станете жаловаться, если это случится.

Служитель удалился, заметив, что вот такие маленькие паршивцы и такие матери обеспечивают неопровержимыми аргументами защитников смертной казни. Тра-та-та! Он горько задумался. Ну кто он такой? Старый вонючий бука. Хотелось бы его пугануть!

Если бы только кондуктор мог заглянуть на несколько часов вперед... но он, к счастью, был лишен этой возможности. И это было бы слишком тяжелым испытанием, учитывая его настроение, — видеть, как мальчика обласкали, назвав, пусть и на короткое время, мужественным, храбрым, умным, — словом, чуть ли не национальным героем.

А именно так оно и случилось.

Док Маккой имел в голове превосходную карту Соединенных Штатов, удивительно подробную и настолько часто обновляемую, насколько он был в состоянии это делать. Так что, сойдя с поезда, он навел тотчас справки о том ориентире, который помнил — хотя прошло десять лет с тех пор, как он бывал в этих местах. И, узнав, что он по-прежнему существует, они с Кэрол на такси отправились к этому месту. То была расположенная примерно милях в пяти, на автостраде, семейная придорожная закусочная, стоявшая на нескольких акрах лужайки для пикников. Они съели в заведении ленч; потом, прихватив несколько бутылок пива, поставили в сторонке столик для пикника и расположились на короткий привал, дожидаясь приближающихся сумерек.

До этого времени они не могли раздобыть машину — в любом случае было бы весьма неблагоразумно заниматься этим. И, учитывая то, каким способом они собирались ее раздобыть, ночное путешествие было предпочтительнее. На угнанной машине всегда спокойнее ехать ночью — при том условии, конечно, если о ее пропаже не заявлено и люди ведут себя не так настороженно. Резко снижается риск наткнуться на какого-нибудь мужлана, который знал владельца.

— И спешить особенно некуда, — отметил Док. — У меня предчувствие, что наш покойный попутчик проедет до самой десятичасовой остановки; никто не потревожит его, не станет будить. Даже если они до этого времени обнаружат причину столь долгого сна, это уже не будет иметь серьезного значения. О теле нужно будет сообщить куда следует. На это уйдет время, и этого нельзя сделать в какой-нибудь там захолустной деревеньке. Потом, есть еще версия кондуктора о застарелой травме шеи — прибавь сюда бюрократическую волокиту. — Он негромко рассмеялся. — Если я хоть немного разбираюсь в человеческой психологии, он будет клясться, что наш друг был жив и находился в добром здравии, когда мы его покинули.

Кэрол кивнула, засмеявшись вместе с ним. Это говорил прежний Док, ее Док. Ей хотелось от него большей теплоты и подбадриваний, и Док всеми силами старался ей это предоставить.

— Конечно, нас заподозрят в том, что мы повинны в смерти джентльмена, — продолжал он. — Когда-нибудь, скажем завтра, когда выяснится, что кондуктор чист, и будет точно установлено, что перелом шеи произошел скорее по чьему-то умыслу, а не в результате несчастного случая. Но кто мы такие? Что толку в наших приметах, если они не могут ими воспользоваться? Вот если бы что-то указывало на то, что мы ограбили банк, нас бы вычислили за пять минут. Почти настолько же быстро, насколько пачка фотокарточек людей, находящихся в розыске, может быть пропущена через сортирующее устройство.

— Этого, надеюсь, не случится, — твердо сказала Кэрол. — Так что давай не будем об этом говорить.

— Правильно, — сказал Док. — В этом нет никакого смысла. Но все-таки разумнее было съехать с автострады. Еще одна ночь — вот наибольший риск, который мы можем себе позволить.

— Ну, может быть, ты несколько преувеличиваешь. Нас не вычислят с помощью машины Бейнона, и мы улучшили наши шансы, совершив этот большой прыжок на север. Давай просто скажем, что железная дорога, похоже, самый лучший для нас вариант.